Таков случай Сеси (43 года), имеющей сестру старше нее всего на 18 месяцев: «Сестра была моей защитницей, когда мы были маленькими. Мать была очень враждебной, склонной к вербальному насилию и к тому, что я, с позиций взрослого человека, назвала бы истериками. Она слетала с катушек, если что-то шло не в точном соответствии с ее планами, и винила в этом нас. Наш отец в таких случаях сбегал или буквально – уходя из дома, или совершенно игнорируя маму. Но когда мы подросли, Джилл избрала в отношении матери путь миротворца. Она жалела ее и до сих пор жалеет. Я злилась, огрызалась и отвергала идеи Джилл насчет “бедной мамочки”. Она продолжает в том же духе, и это мешает нашим отношениям. Я бы сказала, что они у нас теплые, но не более того».
Иногда ребенок-фаворит воспринимается как продолжение матери, как объяснила мне одна дочь: «Моя младшая сестра была клоном матери. Им нравилось одно и то же, они одинаково выглядели, имели одинаковые приоритеты. Моя мать была беспощадно критична со мной, называла занудной и скучной, сравнивала с очаровательной сестрой, и я всегда чувствовала себя нелепым и нежеланным гостем, которому никто не рад. Мать никогда не интересовалась мной и, когда я стала женой и матерью, осталась столь же отчужденной. Вот детей и мужа моей сестры она обожала. Я общаюсь с сестрой два раза в год по телефону и не дольше пяти минут».
Иногда дочь пытается объединиться с матерью против другого ребенка в семье в надежде, что это принесет ей желанное внимание. Именно такую стратегию выбрала старшая сестра Леи. Лея была средним ребенком, ее сестра была на два года старше, а брат на четыре года младше. Все внимание изливалось на маленького мальчика, но преданность старшей сестры их матери и ее отчаянные усилия оттеснить Лею позволяли ей избежать жестокой критики и вербального насилия, которые обрушивались на Лею. «Мои сестра и мать были командой в том смысле, что обе обожали моего брата. Я всегда чувствовала себя чужаком, заглядывающим в окна, и ходила на цыпочках, стараясь ничем не разбудить затихшую неприязнь, которую мать ко мне питала. Я потратила несколько лет на психотерапию, пытаясь избавиться от ощущения, что “ни на что не годна”, – с неустойчивым результатом, несмотря на счастливый брак и двоих чудесных детей. Детское самовосприятие до сих пор преследует меня».
В некоторых семьях преследование нелюбимой дочери становится жестоким командным спортом, в котором она играет роль «козла отпущения». У Мэри, которой сейчас 51 год, были старшая сестра и два младших брата. Все дети боялись матери, но именно Мэри носила ярлык «дурного» и «проблемного» ребенка, и остальные, задирая ее и сваливая на нее вину, ловко отвлекали внимание от самих себя. Задним числом она поняла: «Мы никогда не могли ничего решать или выбирать применительно к нашим отношениям. У всех был главный кукловод». Она совершенно порвала с сестрой и братьями: «Если бы сегодня я встретилась с ними как с незнакомцами, то не захотела бы с ними подружиться».