Нелюдь

«Инстинкты, парень, – хмыкнул внутренний голос. – Хотя какой ты, на хер, парень… Теперь ты просто вонючий пес. Никому не нужный, грязный, помоечный пес, которых догхантеры отстреливают с ухмылкой на губах…»

«Нет!» – рявкнул Макс. Он переминался с лапы на лапу, затем, увидев неподалеку лужу, опрометью кинулся к ней.

«Это неправильно! Я не собака», – пролаял он, расширенными глазами глядя на собственное отражение. Ему показалось, что его колотящееся сердце сжали чьи-то костлявые пальцы.

На него пялилась тощая дворняга с вздымавшимися боками и худыми дрожащими лапами.

Рот (пасть) блестел от слюны, в уголках глаз желтели сгустки гноя.

«Я человек, – вяло тявкнул он, мотнув головой. – Этого… просто не может быть! Это все Валентина! Он подмешал мне в вискарь свои гребаные таблетки!»

Едва соображая, что делает, Макс склонился над лужей, начав жадно лакать воду. И хотя она была теплой и грязной, с маслянистыми разводами, он пил, пока не утолил жажду.

Собачьему желудку было не привыкать.

Он приковылял домой, когда на улице стояла глубокая ночь. Сев у подъезда, он вяло пошевелил облезлым хвостом.

«Я дома, – устало подумал Макс, обнюхивая дверь. – Дома».

И хотя разум подсказывал ему, что отныне его дом на улице, Макс упрямо сидел у подъезда, с надеждой глядя в темные окна.

«Даже если ты войдешь в квартиру, едва ли ты сможешь открыть холодильник, – ехидно заметил внутренний голос. – Не говоря уже о том, чтобы поменять себе постель… Хотя зачем тебе постель? Слишком большая роскошь для такой шавки, как ты… Теперь ты спокойно будешь обходиться обоссанной картонкой…»

В его костлявом теле копошились блохи, вызывая нестерпимый зуд, но Макс был слишком изможден и вымотан, чтобы хоть как-то реагировать на это неудобство.

Ему также хотелось есть, но спать еще больше. Так он и уснул, под лавкой возле своего подъезда.

Грязная собака, которая еще несколько часов назад была молодым парнем по имени Максим Назаров, лежала прямо на голой земле, среди окурков и пивных пробок. Сон пса был тревожным, и он нервно подрагивал лапами.

Утром его бесцеремонно разбудил дворник, худой парень в оранжевом жилете. Резко проговорив что-то на непонятном языке, он больно ткнул Макса метлой. Жесткие прутья самодельного веника попали ему в глаза и нос, и Макс, взвизгнув от боли, потрусил прочь.

Чувство голода, терзавшее его вечером, стало просто невыносимым, оно напоминало злобную тварь, ожесточенно грызущую его изнутри. Только вместо обычной человеческой пищи воображение Макса рисовало перед глазами сочный кусок сырого мяса… Впрочем, какое там мясо, ему хотя бы маленькую косточку найти…

Он завернул на ближайшую помойку, но оттуда его прогнали трое крупных псов. Один, с рыжей свалявшейся шерстью, злобно хватанул Макса за ухо, располосовав его в лоскутья. Было очень больно, и он, подвывая, заковылял в соседний двор.

Спустя час бесплодных поисков ему удалось убить крысу. Она медленно ползла вдоль бордюра, и Макс, вонзая в нее клыки, запоздало подумал о том, что эта полудохлая тварь могла оказаться заразной.

«А вдруг ее отравили?» – озабоченно спросил внутренний голос, но слюна буквально заполнила рот Макса – так он хотел есть.

Крыса тихо пискнула и, прежде чем его пасть сомкнулась, ломая ей кости, в последнем усилии укусила его в нос.

Он сожрал ее полностью, вместе с костями и шерстью. Неожиданно взбунтовался желудок, и его вывернуло наизнанку… но Макс торопливо подхватил грязно-розовую кашу – все, что осталось от грызуна, заставляя себя проглотить свой незатейливый «завтрак».

Слегка утолив голод, он вдосталь налакался воды из лужи и ощутил себя почти счастливым.

Бесцельно слоняясь по улице, он учуял характерный запах течки и навострил уши. Самка обнаружилась рядом с конечной остановкой автобусов – бежевая сука с проплешинами на боках, возле которой крутились два лохматых кобеля. Макс сунулся было к ней, но получил жесткий отпор. В результате схватки из его плеча был вырван кусок мяса, который сильно кровоточил и болел.

Пошатываясь от слабости, Макс поплелся в парк. Он хотел проникнуть внутрь через главный ход, но этому помешал хмурый охранник, который ударил его ногой, обутой в армейский ботинок.

Макс горько усмехнулся про себя.

Когда-то у него были такие же ботинки, даже еще лучше… Теперь у него нет не то что ботинок, а даже трусов.

«Зачем собакам трусы, придурок?» – засмеялся внутренний голос, и Максу нечего было возразить на это. Действительно, зачем?

Он брел вдоль забора, пока не обнаружил, что в одном месте отсутствует пара балясин, и пролез сквозь отверстие.

У пруда Макс нашел заплесневелую горбушку хлеба и моментально проглотил ее. Пристроившись на траве, он задремал.

«Я проснусь и опять стану человеком», – сонно подумал он, вывалив наружу язык. Нестерпимо чесался бок, и он лязгнул зубами, надеясь, что с вырванным клочком шерсти захватит хоть парочку блох.

«Это не сон, – тихо произнес внутренний голос. – Неужели ты так ничего и не понял? Иди к маме… Может, она узнает тебя в твоем новом обличье».

Макс почувствовал, как его глаза намокают от слез.