Нелюдь

Пилот зарделся. Он был еще очень молод, ненамного старше Чеслава, и ему было так же важно отличиться в глазах Семьи, как безусому курсанту Школы Опеки – в глазах Службы.

Пилот проверил датчики на легкой броне, позволяющей выдерживать вакуум, и тщательно закрепил шлем. Чеслав помог ему пристегнуть плазменный движок с приваренным вручную кислородным баллоном.

Пилот шагнул в шлюз, помахав на прощание рукой. Чеслав видел на экране, как он уцепился за борт челнока, пользуясь поверхностным гравиполем, а потом слегка спружинил, оттолкнулся и поплыл рядом с кораблем.

Второй пилот последовал его примеру.

Эйрик ван Эрлик повернулся к губернатору Шаннери.

– Теперь ты, – велел он.

Губернатор в ужасе трясся.

– В чем дело? – сказал Эйрик ван Эрлик, – это любимый спорт малолеток. Я в детстве чаще только в футбол играл.

По виду губернатора Шана Шаннери никак нельзя было сказать, что затяжной прыжок из-за черты атмосферы является его любимым видом спорта. Похоже, в детстве он предпочитал шахматы.

– Видишь, они ждут тебя, – продолжал ван Эрлик, – они возьмут тебя под руки и потащат вниз, а в атмосфере движок включится сам. Давай, или отправишься вниз без скафандра.

Трясущийся губернатор лез в скафандр, как слизень в желтую раковину. Эйрик сам закрепил ему шлем и навесил на спину ранец. Кислородные баллоны в скафандре были на груди.

– Пошел, – сказал Эйрик. – Здесь невысоко. Видишь, даже воздух попадается. Без коррекции орбиты мы свалимся через три часа.

Чеслав Трастамара и Эйрик ван Эрлик молча следили за экраном, где два стройных силуэта в серых бронекостюмах подхватили желтый баллон скафандра, и, описав широкую дугу, направились к бело-наджачному шару внизу.

Оба парня явно были отличыми космодайверами. Несмотря на грузную ношу посередине, они управлялись с движками, как рыбы – с хвостом, и вскоре две слепящие точки разошлись по плавной дуге, опускаясь все ниже к стратосфере.

– Что же этот идиот не включает движок, – сказал Чеслав, – он же сгорит!

– Извини, – откликнулся ван Эрлик, – я забыл заправить ранец горючим.

* * *

Черная струна Кольца остались внизу и слева. Планета уходила все дальше, а звезды не становились ближе.

Яхта губернатора Лены была двухкомпонентной; катер сел на планету, а гиперотсек оттащили буксиром и пристыковали к одному из небольших спутников-модулей, вращавшихся вокруг Ярмарки на разрешенных орбитах. Пространство Ярмарки кишело кораблями, как лужа – головастиками, дешевые орбиты располагались неудобно, пять дней назад ван Эрлик предпочел не обращать на себя лишнего внимания, и гиперотсек загнали куда макар телят не гонял, на какую-то орбиту для лихтеров, скорее напоминающую гиперболу, чем эллипс.

Они летели, выключив двигатели, как и полагается неторопливо перемещающемуся в пространстве купцу. Челнок сменил окраску и транспондерный код, и бегство вызвало бы больше подозрений, чем неспешное путешествие.

Раненый барр лежал в медотсеке, и Чеславу было трудно судить о его состоянии. Его обучали пытать барров, а не лечить.

Куда больше беспокойства у Чеслава вызывал, однако, сам ван Эрлик. Он отказывался снять броню, говоря, что «так легче», и даже поделиться телеметрией, а когда Чеслав все-таки стащил с него шлем, ван Эрлика тут же вывернуло наизнанку белой мучнистой дрянью, и Чеслав понял, что рвало его уже не раз, просто броня подтирала за ним, как за малым ребенком.

Чеслав с ужасом заметил на заострившемся лице ван Эрлика глубокий бронзовый загар. Вряд ли он торчал в солярии, или успел загореть так на местном солнце, славящемся дефицитом ультрафиолета.

– Потом, – сказал ван Эрлик, – состыкуемся, разберемся. Ничего страшного.

«Ничего», похоже, тянуло на тысячу бэр.

В конце концов ван Эрлик все-таки снял броню, переоделся, вколол себе целую кучу разной дряни в дополнение той, которой его уже пичкала броня, и снова повалился в пилотское кресло.

Спутник с гиперотсеком уже вплыл в экран, и колонки цифр в тактическом кубе пульсировали, обсчитывая лучшие параметры подлета.

Ван Эрлик прикрыл глаза, и пальцы его скользили по сенсорной панели со скоростью когтей барра. Телеметрический датчик, показывавший состояние пилота, то и дело недовольно попискивал, но даже за гранью боли ван Эрлик вел корабль так, словно составлял с ним одно целое. Чеслав знал, что никогда не достигнет подобного мастерства.

– Десять тысяч километров. Одиннадцать минут до стыковки, – сказал ван Эрлик.

Денес сидел в соседнем с ним кресле. Он больше не забавничал и не играл, а молча, как нахохлившаяся синичка, смотрел на черный квадрат космоса. Пилотское кресло за Денесом было словно облеплено пористой пеной, то темно-серой, то темно-зеленой, и эта пена удобно вздувалась, облегая голову и плечи мальчика.

Стажер Чеслав внезапно вспомнил губернатора, рухнувшего на пол, как перерубленная лучом ветка. Если харит заставил человека потерять сознание, значит, ему так же просто его убить.

Семь Светил, помоги нам, если хариты научатся убивать.

– Двадцать тысяч километров, – сказал ван Эрлик.

Чеслав осторожно, стараясь не касаться темно-зеленой пены, положил руку на голову мальчика.