Себастиан не думал о Драконе с… да, с каких пор? С того дня, тогда. Дракон остался в гостинице, когда они пошли на пляж во второй день Рождества. Он не любил купаться. «Он же извергает огонь, – укладывая Дракона в свою постель, объяснила Сабина голосом, полным четырехлетней мудрости. – Ему вредно мокнуть». Потом они пошли.
На пляж.
К волне.
– Я подожду в машине, – выдавил Себастиан, несмотря на растущий ком в горле. Николь взглянула на него и сразу заволновалась. Она смотрела то на Марию, то на Себастиана, словно не могла решить, где хочет находиться.
– Или же, – увидев реакцию Николь, начал Себастиан и откашлялся. – Я подожду в гостиной. Я никуда не уйду. – Ему удалось слегка улыбнуться Николь. – А вы заканчивайте собирать вещи.
Вместо гостиной он попал на кухню. Стол с местами для четверых. Холодильник, морозильная камера и встроенная на удобной высоте микроволновка. Фотографии, рисунки и листочки с записями, прикрепленные разноцветными магнитами. На рабочих поверхностях чистота и порядок. В одном углу электрический чайник и вспениватель молока, в другом – несколько поваренных книг. Мойка вытерта, в раковине никакой посуды. Кухня, прибранная в преддверие долгого отсутствия. Себастиан принялся открывать покрытые белым лаком дверцы шкафов, пока не нашел стакан. Тогда открыл кран, наполнил стакан водой и принялся пить. Прислонясь к мойке, он уперся взглядом в висящий на стене над кухонным столом постер с изображением скандинавской фауны. Начал перебирать в голове, какие из животных ему знакомы.
Десятью минутами позже они вернулись в машину.
Полицейская квартира в пригороде Фарста тоже оказалась трехкомнатной, но на этом сходство заканчивалось. Квартира Марии и Николь была домом. Индивидуальным, продуманным, уютным. Эту же квартиру можно было, в лучшем случае, описать как функциональную. Открыв дверь, они почувствовали спертый воздух, а как только вошли в прихожую, ощущение запустения возросло. Во многом потому, что на одной из стен в гипсе зияла большая дыра, – видимо, там висело нечто тяжелое и упало. Николь тихонько сунула свою ручку в руку Марии, и они вместе стали обходить квартиру, комнату за комнатой.
Мебель была целой и чистой, но ничто, казалось, не сочеталось друг с другом. Возникало ощущение, будто прежним жильцам периодически что-нибудь требовалось и они покупали необходимое, не принимая во внимание уже имевшийся интерьер. В результате вся меблировка носила характер находок на блошином рынке.
На улице их ожидала одетая в штатское женщина-полицейский, представившаяся Софией, которая проводила их на третий этаж в квартиру. Теперь она расположилась в кресле напротив дивана, на котором сидела Николь, крепко прижавшись к Марии. София объяснила, что, благодаря переезду в Стокгольм и засекреченному адресу, угрозу считают незначительной, но они все-таки будут патрулировать район раз в два часа круглые сутки, не привлекая к себе внимания посещениями или наличием постоянного персонала перед домом или на лестнице.
Марию снабдили также тревожной кнопкой, которую следовало носить на запястье, и запрограммированным телефоном, где достаточно нажатия одной кнопки, чтобы связаться с полицейским, который отвечает на звонок круглые сутки.
Себастиан вошел в комнату после беглого осмотра жилища и посещения туалета, как раз когда София встала, пожала руку Марии, на ходу кивнула ему и удалилась.
– Вам надо сходить в магазин, – сказал Себастиан, когда входная дверь захлопнулась. – На кухне довольно пусто.
Мария устало кивнула и откинулась на спинку дивана с почти отчаянным вздохом.
Себастиану показалось, что он замечает, как события последних суток начали давать себя знать. С тех пор как она приземлилась в аэропорту Гетеборга, все крутилось непрерывным потоком. Известия об убийстве, волнение за дочь, события в больнице и поспешный отъезд, словно они в бегах. Теперь ей наконец представилась возможность откинуться на спинку и поддаться влиянию происшедшего.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Себастиан и, увидев, как Мария борется со слезами, подошел на шаг ближе.
– Это кажется… просто чертовски невероятным. – Мария горько усмехнулась. – Сестру убили, и Николь видела, кто это совершил. – Она притянула дочь поближе. – И теперь она не разговаривает.
– Она заговорит, – сказал Себастиан, подошел и сел на диван рядом с ней. – Обещаю.
Мария лишь еще раз кивнула и погладила Николь по голове. Себастиан задумался над тем, что говорить, что он может сказать, и осознал, что почти не осталось такого, что либо еще не сказано, либо серьезно отличается от предыдущего. Мария вынуждена через это пройти, и, если ей потребуется поговорить об этом, он находится рядом, но без просьбы с ее стороны слова утешения могут легко показаться дежурными и навязчивыми. Особенно если учесть, что они не слишком хорошо друг друга знают или, по правде говоря, вообще не знают.