Немеркнущий

– Думаешь, мы ни на что не годимся? Хочешь доказать, какой ты чертовски храбрый?! – крикнула в ответ Вайда. – Валяй, подставляй свою тупую задницу под пули. Еще посмотрим, кто найдет Стюарта первым.

Вайда впилась мне в руку и потащила к обочине, в сторону заснеженного леса – густого, темного и прекрасного. Он простирался далеко-далеко.

– Вот придурок, – пробормотала Вайда. – Черт бы его побрал, ненавижу его тупозадую рожу и как он тупозадо водит и ведет себя так, словно мы не лучше грязи. Придурок!

Джуду приходилось бежать, чтобы не отстать от нас. Ветки хлестали меня по лицу, цеплялись за волосы. Вспышки солнечного света сквозь кроны деревьев, ослепляя то красным, то оранжевым, мешали сосредоточиться, в голову лезли мысли о пламени.

Перед глазами стояло лицо Толстяка, когда мы цеплялись друг за друга под причалом в Ист-Ривер, пока над нами горел весь мир.

Я почувствовала, как до меня кто-то дотронулся, и остановилась. Сил идти больше не было. Ноги подогнулись, и я едва успела уцепиться за дерево, прежде чем шлепнулась на землю.

«Что ты творишь? – пронеслось у меня в голове. – Это Толстяк. Все тот же Толстяк».

Несколько мучительных минут я не слышала ничего, кроме собственного отрывистого дыхания. Меня затошнило.

«Это Толстяк. Который всегда сожалеет о своих словах, даже если в них все – правда. Который всегда злится и орет, особенно если ему страшно. А ты бросила его, ты уходишь. Это Толстяк, и ты его бросила».

И тут кто-то дернул меня за руку. Рядом со мной стоял Джуд в смятой фельшерской куртке.

– Я думаю, вы оба не правы, – тихо сказал мальчик. – В том, что произошло с Лиамом, Толстяк не тебя винит, а себя. А ведет себя так, потому что дошел до той точки, когда на что угодно готов, лишь бы все исправить.

– И откуда он взял, будто именно он в чем-то виноват? – спросила я.

– Да он с цепи сорвался, – сказала Вайда, оглянувшись на нас. – В него стреляли, а он выжил. Теперь ему кажется, что он неуязвим, что может совершать глупые ошибки и выходить сухим из воды. Есть столько способов перемещаться из точки в точку, но этот предпочел следовать долбаным инстинктам. И если это не потому, что он отчаялся или возненавидел себя, то он реально просто чертов идиот.

– Вы, ребята, его совсем не знаете, – начала было я.

– Нет, – осторожно согласился Джуд, – но мы знаем тебя.

– И, если ты думаешь, что последние шесть месяцев не вела себя точно так же, значит, ты тоже – чертова идиотка. – Вайда развернула меня обратно в сторону дороги и пихнула вперед. – Иди за ним. Если через пять минут не вернешься, мы идем искать Стюарта одни. Ты говорила, что тебе пришлось присоединиться к Лиге, потому что выбора не было. Что ж, поздрав-блин-ляю. Теперь есть. Вернешься ты или нет, но я абсолютно в состоянии выполнить эту операцию без всех этих ваших порядком надоевших воплей.

Сообщение было получено.

– Я вернусь, – проговорила я. – Вернусь, обещаю.

Покачнувшись, я сделала шаг вперед, не спуская глаз с наших отпечатков на снегу, стараясь не думать о тех, кто смотрел мне вслед.

«Я не могу их бросить». Никого из них. Ни Вайду, слишком упрямую, чтобы подумать о самой себе. Ни Джуда, который не выносит тишину и темноту. Ни Толстяка, не после всего, что мы прошли с ним вместе.

Криво припаркованный внедорожник все еще стоял у обочины. Толстяк, упав головой на руль, сидел на водительском сиденье. Я обошла автомобиль сзади, сначала осмотрев дорогу – удостовериться, что за нами никто не увязался, для уверенности плотнее кутаясь в куртку Лиама.

Толстяк меня не видел. Плечи его дрожали. Он плакал? Я постучала в окно. И Толстяк – мой Толстяк – подпрыгнул от страха.

– Прости меня, – проговорила я через стекло.

Он плакал. Что-то острое и твердое сжалось внутри меня, когда парень рывком распахнул дверь.

– Ты адски меня напугала! – заорал он. – Знаешь, как легко упасть и повредить лодыжку, когда идешь, не зная дороги? Или провалиться под лед на реке? Слышала, что такое переохлаждение?

Я потянулась и обняла его за плечи.

– Я… я хочу сказать… – начал Толстяк. Я чувствовала, как его ладони на моей спине сгребают куртку в кулаки, пытаясь меня удержать. – Я уже не тот, что прежде. Не тот, и знаю это. И мне не нравится ни то, кем я стал, ни то, что мне пришлось для этого сделать. И я не хочу снова тебя потерять. Не делай этого! Не исчезай! Если злишься на меня, стукни или я не знаю… только не думай, что мне не хочется, чтобы мы остались вместе. Я всегда хотел остаться с тобой!

Я крепче обняла Толстяка, прижавшись лицом к его плечу.

– Ты тоже другая, – проговорил он. – Теперь все другое. Я просто хочу, чтобы все снова стало как тогда, когда мы путешествовали в том дурацком минивэне… Господи, скажи хоть что-нибудь.

– Не называй Черную Бетти дурацкой, – пробурчала я.

Не знаю, засмеялся ли он или снова заплакал, только его тело содрогнулось.

– Я по нему скучаю, – признался Толстяк. – Очень по нему скучаю… знаю, что это глупо. Я просто… я просто боюсь.

– Он не умер, – оборвала я. – Нет. Не мог.