Целлер дождался сигнальной ракеты, выпущенной с контрольного поста, что означало разрешение на руление и немедленный вылет. Заработал правый двигатель, за ним, через минуту, — левый. Самолет раскачивало. В том, что можно было лишь условно назвать «пассажирским отсеком», стало заметно теплее — заработали обогреватели. Вырулив на взлетную полосу, Целлер дал полный газ, и «хейнкель», натужно завыв, стал лениво набирать скорость.
Самолет достаточно уверенно оторвался от взлетно-посадочной полосы. Набрав высоту сто пятьдесят, Целлер сделал правый разворот на 180 градусов и стал, без набора высоты, уходить от Шайковки.
Так они летели, молча, почти не гладя друг на друга, странная компания незнакомых людей, работающих в одной организации, и совершенно не имеющих понятия, ради чего им сейчас приходится рисковать. Впрочем, команда Целлера, видимо, думала об озерном крае и кофе со свежими сливками по утрам, о награде за выполненное сверхсекретное поручение. Об этом особенно хорошо мечталось среди заснеженного русского уныния, в сердце разоренной войной страны.
«Хейнкель» шел на малой высоте, потому что в прифронтовой полосе только бреющий полет мог дать хоть какую-то гарантию, что удастся избежать встречи с истребителями противника. По расчетам Заукера, до Барятино оставалось не более получаса лету. Солнце уже почти закатилось за бескрайний лес, но его последние лучи и свет показавшейся во всей красе полной луны, отражались от снежных полей и помогали не терять из виду визуальные ориентиры.
Полет подействовал на всех умиротворяюще. Пауль улыбался, Вальтер разглядывал небо через пулеметную сферу. Компаньоны Целлера таращились в иллюминатор.
И так некстати, так неожиданно громко, перекрывая шум двигателей, прокричал штурман, обернувшись к пассажирам самолета:
— Внимание! Кто-нибудь, быстро к пулеметам! У нас беда — «индейцы» слева, сверху! Черт возьми, откуда их сюда принесло?
Заукер автоматически отметил, что парень в кресле штурмана опытный пилот, ведь называть истребители противника «индейцами» было принято в ударных летных эскадрах Люфтваффе.
Тут штурмбанфюрер заметил, что Хартман уже сидит в «банке» и рыскает по небу спаркой пулеметов калибра 7,62 миллиметра. Оружие, конечно, недостаточно серьезное для воздушного боя, но ничего другого в этом варианте «хейнкеля» не оказалось. Хартман был лучшим стрелком, каких Заукеру когда-либо приходилось встречать, да к тому же еще и везучим. Знающие его шутили, что он родился в рубашке и со снайперской винтовкой в руке.
Застучали пулеметы. Хартман вступил в бой.
Их атаковало звено «И-16». Из-за специфического дизайна еще во время войны в Испании этот истребитель получил прозвище «rata», что с испанского переводится как «крыса». Один из них пролетел в зловещей близости к самолету, чуть ли не над люком стрелка, и тут же резко, буквально «на пятачке», развернулся в обратную сторону — такие кульбиты под силу только «И-16». Нос самолета был выкрашен ярко-красной краской.
Пилоты «хейнкеля» старались активно маневрировать, чтобы не дать русским вести прицельный огонь, но это не мешало «хейнкелю» оставаться легкой добычей. Наверное, изначально было глупо отправляться даже в такой кратковременный полет без прикрытия истребителей, но теперь поздно сожалеть.
Самолет изрядно потрясывало. Из-за последовательно выполняемых маневров он уже несколько раз был на грани срыва в штопор. Вдруг что-то ударило в корпус. Иллюминатор, в который любовались красотами природы подручные Целлера, обдало горячим маслом из пробитого правого двигателя. Самолет стало разворачивать. Хартман упал на пол. Опасаясь потерять скорость, Цел-лер приступил к снижению. Было видно, что «хейнкель» летит под острым углом в направлении земли. Лес в этой местности был редкий, вполне реально посадить самолет где-нибудь в поле. Надежда выжить еще оставалась.
Заукеру показалось, что внизу он видит слабые огни. Через минуту он начал различать очертания каких-то строений. Бросив взгляд на кабину, майор обратил внимание на безжизненно болтающуюся голову помощника Целлера. Похоже, беднягу задела очередь, поразившая «хейнкель».
Неожиданно вспыхнул пробитый двигатель; возможности для маневров были исчерпаны — самолет уже находился примерно в пятидесяти метрах от земли. Целлер успел увести машину влево, в сторону от деревни, туда, где раскинулось огромное поле, казавшееся сверху ровным как скатерть. Все судорожно вцепились в ручки кресел, наступила высшая точка напряжения. Заукер почувствовал, как пальцы его ног непроизвольно вжались в обшивку горящей машины.
Надо отдать честь русским — охота прекратилась, они не стали добивать пораженный самолет.
Целлер выровнял горящий самолет над полем, убрал газ, но, создавая посадочное положение, не удержал потерявший скорость «хейнкель». Самолет клюнул носом, зацепил левым крылом снег. Его жестко ударило о землю. Окруженная снежными фонтанами, машина неслась по полю. Ломались винты, самолет разворачивало влево и, наконец, он со скрежетом зарылся в сугробе, скрывающем небольшой то ли овраг то ли ручей.