Немного любви и другие обстоятельства

Пылесос мы с котом Пиратом дружно считали своим главным врагом. Мерзкая тяжёлая штуковина, отвратительно гудящая, подванивающая пылью, имеющая бесчисленное число кнопок и переключателей, требовала к тому же регулярной смены пылесборников. На мой взгляд, лучше три раза вымести веником целую квартиру, чем поменять один грязный мешок из пылесоса. Я решилась на эту ужасную процедуру только однажды, и результат при этом был весьма плачевен: дурацкий пакетик благополучно лопнул у меня в руках, вся пыль высыпалась обратно на ковёр и довольно здорово размазалась по всей комнате. Часть мусора попала непосредственно в пылесос, который Лосеву пришлось потом чистить. Он собирал рассыпанную мною пыль в новый пакет и только зубами поскрипывал – частично от пыли, частично от злости – но выражаться не решался, тогда ведь я ещё не родила Машку.

На мои многочисленные возражения против новых антихозяйственных приобретений у Лосева всегда находились аргументы, не всегда логичные, но весьма эффектные.

– Я всё-таки мужчина, а, следовательно, несу эволюцию. В том числе и в наш дом.

– Да, – согласилась я обреченно, – и это особенно заметно по блендеру, брби… барбекюшнице и посудомоечной машине.

Так что наша семейная жизнь постепенно накалялась, отношения суровели. Оставалось надеяться только на то, что после появления ребёнка у меня не будет времени на эти морально-бытовые сложности. Денег тоже не будет хватать, так что грядущая наёмная работа окончательно переключит меня на серьёзные общественные процессы и поднимет мою сильно упавшую самооценку.

**

Машка родилась очень своевременно. Мне уже страшно требовалась поддержка в её лице, пока совсем маленьком и сонном.

«Она такая крошечная, что может быть только Машенькой», – определила Груня. Лосев начал спорить, что его мама хотела Наташеньку, но его никто и слушать не стал. Тот факт, что Дашку я оставила про запас, я на всякий случай утаила даже от Груни, не говоря уже о Лосеве.

Нина в первые недели никак не могла собраться к нам – посмотреть на единственную пока родную внучку. Всё звонила по телефону и подолгу расспрашивала, какой там вес, какие глазки и волосики, чем я питаюсь для Машкиного здоровья. А в конце своей телефонной речи объясняла, что у неё на работе жуткая запарка, и она приползает домой глубокой ночью вся никакая. Я лично заподозрила, что она страшно боится осознать себя бабушкой, оттого и не приходит. По телефону младенец представляется как-то абстрактно, а при живом контакте от статуса бабули уже трудно отвертеться.

Проблема бытовых технических сложностей отпала сама собой, а стиральная машина-автомат даже показала себя с хорошей, весьма гуманной стороны. Без стиралки мне бы пришлось полдня проводить над ванной с Машкиным бельём. На дочкино воспитание времени совсем не осталось бы.

Честно говоря, мои воспитательные усилия никакого успеха не имели: крошечная моя дочь с первых дней проявляла незаурядной твёрдости характер. Если она хотела есть, ей бесполезно было доказывать, что время трапезы не подошло. Когда же у неё не было аппетита, она плевалась молоком, а позже кашками и овощными пюре, и никакие наши аргументы во внимание не принимались. Бедняга Лосев пытался воздействовать на Машку силой ораторского искусства, что очень забавляло упрямую девчонку. Она с большим вниманием выслушивала пару первых фраз, потом взвизгивала, хрюкала и принималась верещать на все лады. И это с самых первых недель, ей богу, не вру нисколечко. Серёга был убежден, что она и говорить начала очень рано только затем, чтобы с ним, Лосевым, спорить. И первые слова Машка выдала вполне соответствующие: «Не бу-у!» Это вам не какое-нибудь «агу».

Но происходило это несколько позже, а вначале оказалось, что на все необходимые материнские обязанности мне катастрофически не хватает времени и сил. Спать я хотела с раннего утра до позднего вечера, потому что Машка просыпалась в ту же секунду, как только я опускала голову на подушку, и потом долго и громко чего-то требовала.

Денег на младенческие нужды не стало хватать с самых первых недель, несмотря на Гошины и Грунины дотации. Оказалось, что одёжек младенцу требуется в пять раз больше, чем взрослому. А уж памперсы съедали практически всю Лосевскую зарплату. В этом был и положительный момент: средств на технические издевательства надо мной у Лосева не оставалось, и осваивать новые достижения прогрессивно-бытовой мысли меня больше не заставляли. Правда, на нормальную еду и любые мелочи, вроде перчаток и новых колготок, денег тоже не хватало. В связи с этими суровыми обстоятельствами я чуть не начала впадать в отчаяние. Выручила меня, как всегда, Ритка. Её давний, хотя и шапочный, знакомый очень своевременно открыл фирму по продаже – вот она, удача! – детского питания и «качественных европейских» игрушек. Я не сразу поняла, в чем тут вся прелесть. Это Ритуля мне популярно развернула ситуацию. Требовался знакомому вовсе не дегустатор младенческих продуктов, а бухгалтер – в тот год бухгалтеры требовались на каждом углу, притом пачками и задорого.