– Мамочка моя, Нина Александровна, успешно трудится сметчиком в строительной фирме. А про папочку я ничего не знаю. Нина Александровна его бросила, когда я была ещё совсем крошкой. И он, по слухам, с горя запил где-то в Саратове. У тётки. У своей, разумеется. Так что я живу с бабушкой Агриппиной: у неё характер помягче, чем у мамочки. И мне, стало быть, с нею удобнее…
Я несла весь этот вздор окрепшим звонким голосом, наблюдая за тревожными необратимыми изменениями в лице мамаши Соболевой. На Серёгу было жалко смотреть. Мама Татьяна тоже пожалела родного детку и ласково пропела:
– Серёженька, будь добр, завари нам чайку. Пора уже гостью потчевать. Там, в холодильнике французские пирожные.
Когда Серега исчез, я очень ясно почувствовала всей своей периферической нервной системой: надо уходить, а то уже и так много глупостей изложила. Сейчас мне откажут от дома и запретят Соболеву со мной встречаться. Явно пора смываться. Пауза затягивалась, становилась жёсткой, натянутой.
– Ой, совсем забыла! Меня же ждут в студии современного бального танца, – фальшиво обеспокоилась я. – У нас сегодня контрольный просмотр новой программы.
Несу, конечно, чушь. Но танцами реально неплохо бы заняться. У меня должно хорошо получиться…
– Как жаль, что вы уже уходите! – радостно воскликнула провалившаяся кандидатка в мои свекрови.
И тут же завопила в полнейшем восторге:
– Сергей! Проводи Лику! Она опаздывает на важное мероприятие. Придется нам с тобой пить чай в тесном семейном кругу.
Насмешливый ветер хлёстко смазал меня по лицу прелым влажным листом. Осень резко переходила в зиму.
Глава вторая. Долгий антракт перед финалом
Два дня я его не видела. Телефон молчал. Сама звонить не стала, не от избытка гордости, а из трусости.
Начались первые зачёты, а я с большим трудом напрягала свою несчастную голову, совсем больную от предчувствия катастрофы. Конца любви, конца надежды – всего того, что так недолго грело мне душу.
Дважды столкнулась с ним: у входа в институт, потом ещё – на лестнице. Оба раза он очень спешил и выглядел жутко озабоченно.
– Извини, страшно опаздываю! Позвоню обязательно, – и добавил, словно оправдываясь: – У меня прежде не было такой тяжёлой сессии.
У меня тоже раньше не было. Хотя просто не было никакой.
Несмотря на кошмарные переживания, все экзамены я как-то сдала. Без единого хвоста и всего с одной тройкой по математике.
Сергей ждал меня в холле после финального экзамена с одной розой в блестящей обертке. Мне уже было всё равно. Я устала, измучилась и совсем не знала, о чём с ним говорить. И нужно ли?
– Сдала? – участливо спросил Соболев. Ну, просто заботливый старший товарищ!
– Конечно, спихнула. Большое дело что ли! – небрежно сказала я, но голосок мой предательски дрогнул.
Мы постояли молча. Потом Сергей догадался избавиться от цветка, впихнув его мне в руки. Теперь уже я крутила несчастную розу, хрустя оберткой и не зная, куда сунуть свою тяжёлую сумку с книгами. Соболев был просто обязан что-то произнести, чтобы немного разрядить совершенно наэлектризованную атмосферу.
–Жизнь – штука сложная, – сказал он, наконец, почти застенчиво. – Хотя ты, наверное, это уже слышала.
Он немного подумал и добавил уже более уверенно:
– Или читала!
Сами собой у меня наползли крупные, увесистые слёзы. Попыталась зашипеть на них, частенько это помогает. Вышло ещё хуже: слёзы капали, а я хрипло верещала что-то невразумительное, хотя и шёпотом. От огорчения я всхлипнула, получилось: «Хл-рю-у-уп».
Серёга достал ослепительный белоснежный носовой платок, воняющий чем-то изысканным, и протянул мне на вытянутой руке. Заранее, гад, подготовился! От злости я зашипела очень выразительно. Он снова заговорил, не давая мне выругаться как следует:
– Ты такая женственная, просто создана для семьи. Твои нежные руки должны ласкать детишек (Боже, сейчас он прослезится!). А я, к сожалению, предназначен для другого… Для общественной деятельности, в общем. Жаль будет, если ты потратишь на меня свои лучшие годы.
– А если я хочу их потратить? В конце концов, это мои годы!
– Этого я не могу допустить, – чуть настойчивее заговорил мой любимый. В голосе его мне послышались жестокие нотки.
Я разозлилась, и непослушные до сих пор слёзы сразу присмирели и перестали наворачиваться.
– Это ты сам придумал, или тебе мама подсказала?
– При чём тут моя мама! – рявкнул Серёженька, но явно смутился.
Вот и всё. Больше и говорить не о чем. Даже с парнем расстаться красиво у меня не вышло. Господь, в которого я верила весьма умеренно, заступиться за меня не захотел.
А ветер выл, стонал, всхлипывал. Сурово, осуждающе.
**
Вообще-то я не законченная интеллектуалка, и институт у меня не особенно выдающийся, а весьма практически полезный. Но и Серёга Соболев не великий мыслитель, прямо скажем.
Сессию, вишь ты, дал мне сдать, не расстраивал перед экзаменами, гад. Да лучше бы я завалила эту сессию! Выгнали бы меня культурно из учебного заведения, и рожу его, Серёгину, я больше б не видела.