Немного удачи

Она знала, что Артур – ровесник Фрэнка, что войну он провел в Вашингтоне и служил дешифровщиком в УСС[83]; что он говорит по-немецки и по-французски; что семья его матери родом из Нового Орлеана; что он учился в колледже Уильямса в Массачусетсе. Его отец, полковник Мэннинг, иногда навещал их. Он жил в Шарлоттсвилле, Виргиния. Когда он приходил и уходил, то слегка наклонялся, чтобы Лиллиан поцеловала его в правую щеку, и всегда брал ее правую руку в свою и три раза хлопал по ней левой рукой. У него были такие же блестящие глаза, как у Артура, но он не умел рассказывать истории, как Артур. Мать Артура умерла. Она была очень красивой. Из всего того, о чем они никогда не говорили, она была главной тайной. Лиллиан знала ее лишь по фотографии на каминной полке. Она напоминала Грету Гарбо со светлыми волосами. Иногда Лиллиан казалось, что эта фотография – уже слишком. Самой Лиллиан никогда не стать такой красавицей, а из-за беременности она с каждым днем блекла все больше. Например, у нее выпадали волосы. Их не надо было даже вычесывать, они сами падали. Первая жена Артура, Элис, тоже была красавицей. Ее фотография стояла возле фото матери, потому что, по словам Артура, кроме него, ее никто уже не помнил. Она была единственным ребенком в семье; отец исчез, когда ей было три года, а мать скончалась от воспаления легких вскоре после их с Артуром свадьбы. Лиллиан не возражает?

Нет, Лиллиан не возражала, когда Артур сидел рядом с ней на диване, держал ее за руку и просил перечислить имена всех ее родственников: Герман Аугсбергер, Августина Аугсбергер, Отто Фогель, Мэри Фогель, Розанна Фогель, Рольф Фогель, Элоиза Фогель Зильбер, Курт Фогель, Джон Фогель, Гас Фогель, Лестер Чик, Энид Чик, Уилмер Лэнгдон, Элизабет Лэнгдон, Уолтер Лэнгдон, Фрэнк Лэнгдон, Джозеф Лэнгдон, Генри Лэнгдон, Клэр Лэнгдон, Бадди Фогель, Джимми Фогель, Гэри Фогель. Неважно, что Уолтер с ней не разговаривает (хотя Розанна ее простила) или что Артур пока ни с кем из них не знаком; все это родственники, которые будут у его сына или дочери (Тимоти или Деборы), и их великое множество.

– Ты когда-нибудь чувствовала себя одинокой, дорогая? – спрашивал Артур, и Лиллиан всегда отвечала:

– Нет.

Но, конечно, она чувствовала себя одинокой сейчас, когда Артура не было дома. Артур изгонял одиночество.

Каждый вечер в шесть часов она слышала, как он взбегает по лестнице, а потом он резко открывал дверь и обнимал ее. Он гладил ее по животу и целовал не в губы, а в шею, с обеих сторон, и ей было щекотно и весело. А потом, пока она накрывала на стол, он сидел на своем месте и рассказывал ей, как прошел день на работе. К ним в окно влетели две птицы, и Артуру поручили выгнать их, поэтому открыли все окна, и Артур бегал по офису со шляпой, а потом – вот чудеса! – он понял, что птицы разговаривают и им есть что сказать. Как ни странно, говорили они с французским акцентом, хотя это были английские воробьи – прелестного голубого цвета с раздвоенными хвостами, – и как только Артур дал понять, что готов их слушать, они устроились у него на плечах. И пока он сидел у себя за столом, они рассказали ему обо всем, что повидали. Все это было очень важно, но, к сожалению, только для птиц: популяция комаров обильная, но сами насекомые такие мелкие, что их едва ли стоит есть; в Виргинии был хороший урожай слепней, но всех птиц в стае потом немножко мутило; мухи, вьющиеся возле продуктовых магазинов, бывают весьма вкусны; и так далее. К этому времени Лиллиан уже смеялась, а Артур продолжал с серьезным видом:

– Я думал, они прилетели ко мне – ко мне, Артуру, – с полезной для меня информацией, но они вели себя, словно пара болтушек в автобусе, все болтали и болтали.

Лиллиан ему подыграла:

– А как же ты их выпроводил?

– Ну, я просто указал им на дверь и сказал, что внешность – это не все и пускай возвращаются, когда у них будет что-нибудь стоящее моего времени.

После ужина он помогал ей мыть посуду. Он пел песни, например «Горнист буги-вуги» и «Скажут, что мы влюблены», и просил ее подпевать. Когда они слушали радио или он читал книгу или газеты, а она листала журнал, ему нравилось класть голову ей на колени или прижимать ее к себе. Перед сном, независимо от того, шел на улице дождь или нет, он надевал на нее пальто и выводил на улицу, и они гуляли в обе стороны, «чтобы тебя не перекосило», а потом начинали зевать. В постели он прижимал ее к себе и обнимал, пока она не засыпала. Хорошо, что за прошедшие годы она спала со множеством кукол и привыкла делить кровать.

Но где он вырос? В Новой Англии. Чем он занимается весь день? Это так скучно, я засну, если стану рассказывать. Кто звонил? Ты его не знаешь, дорогая. Не хотел ли он пригласить в гости кого-нибудь кроме отца или сходить к кому-нибудь? Поблизости из знакомых никого нет. Он не обижался на ее вопросы, просто вел себя так, будто на них невозможно ответить, а ее жизнь в любом случае гораздо интереснее, чем его. Лишь когда Фрэнки (Фрэнк!) заглянул к ним по пути домой из Европы, она на мгновение увидела другого Артура.