Немой набат. 2018-2020

– Я не экономист, Виктор Власович, но человек грамотный. А любому грамотному человеку ясно, что, независимо от всяческих идеологий, есть два пути движения. Один можно назвать так: «Деньги делают деньги». А второй – это промышленное развитие. Россия ныне движется по первому пути, это очевидно. Даже среди национальных проектов один из главных – благоустройство городов. Дело, конечно, благое. Но нам, из деревни, понятно, что средства эти отдачи не дадут, зато кое-кого обогатят. Если не ошибаюсь, экономисты такие вложения называют омертвлением капитала. А жизнь, обстановка – не до жиру. Народ о тротуарах из плитки не мечтает, подождал бы, лучше заводы строить. Ан нет, кому-то выгоднее деньги в землю закапывать, в бордюры тротуарные, чтоб мигрантов побольше привлечь и обогатиться. Почему из Тулы на такие работы мужиков в Москву не зовут? Поехали бы подзаработать…

– Креаклы, мать их! – Цветков выругался непонятным ему словом.

Но Иван Михайлович, не обращая на него внимания, продолжил:

– Уж коли вы затронули эту тему, не могу не упомянуть о плодах моих исторических размышлений. Коммунист Гайдар, перевоплотившись в рыночника, как и положено новообращенцу да вдобавок книжному, принял за идеал американский капитализм образца 1929 года, отсюда и его знаменитая рука рынка, которая всё отрегулирует. Но такого капитализма давным-давно нигде в мире нет. Вот изначальная причина наших нестыковок. А что касается самокритики, то её отсутствие, замечено мною, надолго оттягивает необходимые меры по исправлению прежних ошибок. Тянут до последнего, когда уже деться некуда. У Салтыкова-Щедрина, возможно, помните – одни коверкают, другие расковеркивают. А у нас гораздо круче: коверкают и расковеркивают одни и те же люди. До развития ли им! Это свойство современной эпохи многое объясняет. Тут уж другой наш классик на ум приходит – Гоголь. Как бы бричка Селифана не перевернулась!

– Дайте и я скажу! – вдруг выступила необычно активная в этот вечер Крестовская. – Я же помню, что конкуренцию объявили главным рычагом снижения цен. Для этого в нашем районе открыли сразу пять новых аптек. А что вышло? Они объединились в сети, и цены на лекарства – до небес! Где ваша конкуренция? Трижды – фу! Как у нас в больнице говорили по скучным поводам, чай без сахара, руки без мыла.

Но Иван Михайлович, продолжая свои размышления, вернулся к обсуждению общих вопросов:

– А вот вспомните. В 80-х годах, когда началось возрождение великого Китая, архитектором реформ стал Дэн Сяопин, формально уже отошедший от власти. С административных постов ушел, но остался духовным лидером нации, ключевой фигурой в государстве. Это он настоял на том, чтобы не допустить китайского «майдана» на площади Тяньаньмэнь, открыв путь к росту страны. По сей день его имя в Китае пользуется авторитетом незыблемым.

Умолк, выдержал долгую паузу и задумчиво сказал:

– Вот я и размышляю: появится ли в России свой Дэн Сяопутин?

Все молчали, как показалось Донцову, потрясенные словами Гостева. Во всяком случае, сам Власыч точно был потрясен глубиной его суждений. И предложил тост персонально за Ивана Михайловича, скромного летописца эпохи, который сегодня очень яркими красками дополнил картину современной российской жизни.

Когда гости разошлись и Антонина занялась мытьём посуды, Дед заговорщицки сказал Виктору:

– Ты совсем не пил, а я пил чуть-чуть, да никто не заметил.

Толковать будем натрезво. Пошли на завалинку.

Они присели на закалитной скамейке, над оврагом. Ещё девяти вечера нет, но темень обступала со всех сторон, день заметно шёл на убыль. За оврагом где-то далеко-далеко начинала подсвечивать край небосвода луна на ущербе. Криворослый урёмный лес, выстилавший дно широкого оврага, замер в безветрии.

Тишина стояла такая, что в ушах звенело.

– Давай, Дед, излагай. Что-то ты сегодня скучный.

– Радоваться, Власыч, нечему. Третьего дня сижу я на этой скамейке, – ну, чуть позже, луна вылезла, – и смотрю, от проулка человек идёт. Бросает его туда-сюда, вот-вот в овраг скатится. Помнишь, я жалился: по нашей тропке чужой люд зачастил, инославные блудняки объявились, маленького чёрного мы с тобой видели, он тут приноровился шастать. – Дед говорил беседливо, повествовательно. – А этот высокий, ноги длинные, заплетаются. Ясное дело, с попойки. Подходит, уставился на меня пьяными глазами, качается и молчит. Ну, он молчит, и я молчу. Потом говорит: «У-устал, дай сесть, сил взять». Я подвинулся, он на твоё место плюхнулся, чуть прислон не обломил, хорошо, я подспинье забором подпёр.

Дед на время замолчал, словно собираясь духом, и вдруг совсем в иной, торопливой манере зашептал: