Немой набат. 2018-2020

Отъявленным, запойным книгочеем тоже никогда не был и, оказавшись в недобровольной изоляции, в заточении, часами тупо «играл в ящик», из которого вытекло жидкое сериальное теле-мыло с попсятиной и где натужно, бесцветно, на голом профессионализме резвилась балаганная челядь, постепенно, но планомерно приближаясь к роковой шутке: «Каждому мужику – по бабе и мужику». Прыгал с канала на канал, в избытке поглощал информационную жвачку, вслушиваясь в мнения «королей эфира», среди которых выделял Познера, считая его «обером», и Соловьёва – «унтера», а также множество болтливых пустозвонных фармазонов и всепогодных политологов. Его живот уже перестал влезать в домашние брюки, и он затолкнул подальше под тахту напольные весы. Тоскливо пересчитывал дни великопостной седмицы: чистый четверг, Страстная пятница, Великая суббота… На Пасху не по чину основательно остограммился и потом беспробудно спал до понедельника. Всё нагоняло скуку, он даже напыщенно подумал, что перенял у Лермонтова печоринскую моду скучать, всё надоело до чёртиков в глазах. От сытого ничегонеделания план бытия размыло до неясных очертаний.

С курьером ему втридорога прислали заказанные через Интернет многоразовые маски с угольным фильтром, а также перчатки, и раз в три дня он нарушал затворничество, покидал свой скит на девятом этаже, чтобы запастись провизией в соседнем «ВкусВилле», – с учётом непритязательных запросов мужика, привыкшего к одинокому бытию. Окунаясь в городскую атмосферу, Дмитрий поражался, насколько податлива человеческая психика. В первые дни карантина люди в масках встречались на улицах редко и поневоле обращали на себя внимание. Теперь наоборот: удивляются на тех, кто без масок. Удивляются и раздражаются. «Живой пример отношения к инаковости, – подумал Дмитрий. – И это в быту. О чём же говорить, когда речь идёт о политике, умозрениях?» Жидкая толпа покупателей, соблюдая социальную дистанцию, растекалась между магазинными полками и прилавками, но иногда заскакивали неадекваты – парни и девицы своим бравурным видом показывали, что они презирают вирусное умопомешательство, этот всеобщий коронапсихоз, граничащий с коронахаосом. Соснин смотрел на них с ненавистью, в нём клокотало: «К-козлы! Понторезы! Дуроплясы! Вечная мерзлота! Идиоты с большой дороги! Из-за таких и продлевают карантин».

Конечно, во время походов в магазин он чувствовал себя, словно кобель на прогулке, и однажды ворчливо пристал к фифочке лет двадцати пяти, скорее всего мажорке, с пышными распущенными волосами, в крикливом двуцветном наряде типа «нормаль» конструктивиста Татлина:

– Не стыдно без маски? Вдруг у вас бессимптомный вирус? Всех здесь перезаразите…

– Эту ж-жуткую панику, – зажужжала в ответ эта каналья, – придумали прожжённые политики. Заж-жмурили народ, ж-жизни не стало, желчи на них не жалко. Я уже в жежешку (Ред.: «Живой журнал» в интернете

.) написала. Несправедливо.

– За справедливостью обращайтесь к Папе Римскому! – рубанул Соснин и повернулся спиной.

Нагруженный покупками, по пути домой вспомнил вычитанное где-то религиозное назидание: настанут времена, когда девять заболевших придут к здоровому и скажут, что он болен, потому что он не такой, как они. Так и с масками: принцип «Будь, как все!» в деле.

Клокотал Соснин и после заразной утренней стоглавой давки при входе в метро, которую в Кремле эластично назвали «отладкой» системы контроля, но которая угрожала новой вирусной вспышкой.

Ясный перец, Собянин крупно подставился, попал в вилку: резко подскочит число заболевших – он виновник, а если такие столпотворения, дай Бог, не аукнутся разрастанием эпидемии, – зачем жуткие карантинные ограничения?

Вообще, с течением недель Соснин постепенно приходил к выводу, что массовое длительное заточение начинает напоминать политический карантин. Переломным стал случай во время предыдущего похода во «ВкусВилл». На его глазах два полицая наседали на старикана в маске, который, очевидно, вышел погулять. Один из них, видать, заядлый, трамбовал с удовольствием, даже хватал нарушителя за рукав, волоча в патрульную машину. Дмитрий отважно, «дыртаньяном» бросился жечь глаголом полицейский произвол, принялся назидательно увещевать, стыдить стражей и, как ни странно, подействовало. Он был с вкусвилловскими продуктовыми пакетами, ясно, что из ближайшего магазина, не придерёшься. Да и физиономия явно не рукоприкладная. Такой свидетель рьяного усмирения может и напакостить.

Старикан, этот осколок разбитого вдребезги, но по недосмотру властей недовымершего на окраине жизни поколения, обычный гулятель на свежем воздухе, оправил одежду и молча, презрительно отвернулся от полицейских. Искренне спасибствовал Дмитрию, потом с возмущением запыхтел дребезжащим голосом:

– Полицейщина! У них план по штрафам, об их головы можно пасхальные яйца разбивать. И теперь я должен голосовать за Собянина, за Путина? Да ни в жисть!

Тот случай и побудил Соснина глубоко задуматься о происходящем.