Немой набат

В Вильнюсе Соснина ждала праздность — временная. Он не сомневался, что вскоре вновь окажется на юру. Никакого запора мысли! Чуть ли не физически он ощущал незыблемую прочность и перспективность стартовой позиции, какую занял к тридцати годам, на огневой скорости поднявшись вверх. Он знал свой завтрашний час, готовясь играть вдолгую, и чуть не ударился в детерминизм: все предопределено! Вуаля!

Вечерами, лежа на удобной канапешке, играя телеканалами, Дмитрий расслаблялся, сладкие воспоминания уносили его в прежние годы, когда он настолько преуспел, что превратился в «кадровую ценность», сберегаемую для будущих дел.

В Америку он прилетел восторженным юношей. Чикаго потряс его красотой, овеянный легендами город на Великих озерах был привлекательнее ущелий Манхэттена. Здесь тучерезы стояли вразброс, позволяя рассматривать их. Вдобавок гангстерский флёр тридцатых прошлого века... Его окружили сверстники, называвшие себя мыслящим авангардом, щеголявшие в статусных, по правилам стиля топсайдерах соклесс, на босу ногу, со шнуровкой вокруг пятки, с подвернутыми брюками. Они наперебой рвались показать памятные места хиппарей семидесятых, изюминки города, начиная с громадного бобового зерна из нержавейки — в честь Миллениума. Только здесь Дмитрий узнал, что расщепление атома началось в местном университете, лишь потом был удаленный Лос-Аламос.

Впрочем, Соснин интуитивно чувствовал, что интерес к его персоне служит своего рода гарниром для каких-то других блюд. И верно, их преподносили люди постарше. Особенно запомнился случай с Анн Скинер, девицей модельной фигуры, но ртом в куриную гузку. Она взяла на себя роль экскурсовода, обещая отвезти в университетский квартал, к дому Барака Обамы, о котором она знала, кажется, все, даже летала на Гавайи, где Обама родился, окончил школу, заглянула в павильон «Баскин Роббинс» — там юный Барак продавал мороженое.

Это был, на взгляд Соснина, «добродушный критинизм американцев», о котором писал Вертинский, назвавший США «страной консервов», — здесь и впрямь, загружая память, консервировали все подряд, включая рецептуру коктейлей. При этом Дмитрий обратил внимание на особенность американского восприятия: почти нет восторга перед красотой, зато избыток преклонения перед фактом; образно говоря, звезды на небесах — это всего лишь числа.

Подогрев интерес Дмитрия и назначив день поездки, Анн преподнесла сюрприз: прикатила не одна, а передала Соснина на попечение своего дяди — Боба Винтропа, поскольку у нее возникли неотложные дела.

— Боб знает Чикаго лучше всех, — проворковала Анн.

Боб Винтроп, солидный, с залысинами, по комплекции, как говорят американцы, плюс сайз, производил приятное впечатление мягкой улыбкой.

— Пожалуй, сначала поедем в университетский квартал, — предложил он. — Анн просила показать вам дом Барака и Мишель Обама... Кстати, в свое время я работал в Москве представителем «Вестингауза» и выучил русский.

Соснин пропустил мимо ушей биографические подробности, но обрадовался, что можно перейти на русский, ответил:

— Являясь неофитом, я понятия не имею о Бараке Обаме. Кто это?

— Обама? — усмехнулся Винтроп. — Это конгрессмен от штата Массачусетс, афроамериканец, восходящая политическая звезда. Поверьте, вам еще доведется хвастать, что вы видели чикагский дом Обамы.

Лежа на канапешке в вильнюсской берлоге, Дмитрий улыбнулся. Боб оказался прав: впоследствии Соснину не раз приходилось рассказывать, что он видел в Чикаго скромный двухэтажный кирпичный дом президента США Обамы.

Потом мысли снова перекинулись к памятному разговору с Винтропом. Этот дядя Анн Скинер излагал очень веско, ни одно слово не выскакивало у него просто так, заставляло вслушиваться, запоминать. Боб объяснял:

— Вам повезло, вы попали в Америку в очень интересные годы, когда здесь по-новому звучит симфония бизнеса и государства. В Москве я тоже угодил на период перестройки. О, это было захватывающее время!

Дмитрий ощущал, что знакомство с Винтропом — вовсе не случайное! — может стать знаковым, и старался произвести на дядюшку Анн Скинер благоприятное впечатление. Пустил в ход козырную карту:

— Я рос в закрытом сибирском атомном городе, а там перемены ощущались по-особенному.

К удивлению Соснина, Винтроп не клюнул на «атомный город», и, анализируя ту встречу, Дмитрий пришел к выводу, что Боб знал о нем все, а потому вел разговор в своем ключе, спросив:

— Какие у вас планы? Вы намерены закрепиться в Америке или вернетесь в Россию?

— Трудно сказать, — дипломатично отозвался Соснин, хотя еще с томских времен страстно мечтал врасти в американскую почву, наивно восхищаясь «саквояжниками», которые мигрировали с севера на юг США. Хотя они были собратьями русских мешочников, но как звучало слово! Саквояжники! И речь шла об Америке!

— Разумный ответ, — похвалил Боб. — Но мне кажется, что в нынешнюю эпоху такому медиаменеджеру, как вы, изучив наш опыт, можно сделать большую карьеру в России.

И снова Соснин ощутил, что за каждым словом Винтропа кроется особый смысл.