Читаем Немой Онегин полностью

К минуте мщенья приближаясь,Онегин, втайне усмехаясь,Подходит к Ольге. Быстро с нейВертится около гостей,Потом на стул её сажает,Заводит речь о том, о сём;Спустя минуты две потомВновь с нею вальс он продолжает;Все в изумленьи. Ленский сам
Не верит собственным глазам.

Всё на глазах у жениха. Соседи — изумлённая деревенщина — полагают, будто это вспышка влюблённости, а это подлость. За что же мстит? За то, что согласился приехать к Лариным. Да, Ленский его позвал, но ведь не насильно притащил. Потребность сделать гадость ближнему, опозорить, высмеять — характерна для светских людей.

Присутствующие не знают, почему Онегин совершает поступок, находящийся по ту сторону всех норм приличия: приглашает Ольгу снова и снова…

А как в театре показать, что он перешёл границы? Как сделать, чтобы нынешний зритель не умозрительно и равнодушно «понял нарушение», а кожей ощутил жуткую подлость? Ведь сегодня нравы проще, и танцуй невеста с приятелями жениха хоть до упаду — никто внимания не обратит. Да хоть целуйся…

И вот тут театральное решение. Блистательная сцена.

С тех пор как Ленский вернулся из Германии и подарил Ольге учёности плоды, она ни на секунду не расстаётся с аккордеоном (вероятно, даже спит с ним). Вот и сейчас, на именинах сестры, в толпе гостей, Ольга с любимым аккордеоном, прижимает его к груди.

Немая сцена. Расчётливый холодный гад подходит к Ольге сзади, просовывает руки у ней под мышками и кладёт свои ладони на аккордеон. И поглаживает клавиатуру. У зрителей невольно в ушах звучит русское слово «лапает».

Все сперва таращатся, а потом прячут глаза — не могут глядеть на это бесстыдство. И бедный Ленский видит, что милый друг делает с его невестой.

За аккордеон — но понятно: за грудь. За душу. За музыку. Лапает музу Ленского. Играет на чужих чистых чувствах.

Милый друг — брюнет, бриолин, пробор, бледное лицо, тонкие губы, беспощаден и к другу, и к бедной Ольге, которая всё пытается улыбаться сквозь слёзы стыда и позора, и к несчастной Татьяне, и ко всей этой деревенщине, которая не умеет, не знает, как осадить столичную тварь. Только убить.


Сейчас погибнет. Молодой Ленский — Василий Симонов. Фото: Валерий Мясников


Дуэль поставлена как страшный сон.

Начинается реалистично, по всем правилам. Онегин и Ленский берут пистолеты, расходятся. Секунданты, как полагается, утаптывают снег, утаптывают тщательно, долго. Поэма в этом месте тоже предельно реалистична, с точными числами шагов.

Плащи бросают два врага.Зарецкий тридцать два шагаОтмерил с точностью отменной,
Друзей развёл по крайний след,И каждый взял свой пистолет.

Некоторые читатели ХХI века слабо представляют себе условия дуэли. Что-то такое слышали про тридцать два шага, но дистанция стрельбы куда короче. После команды «сходитесь!» дуэлянт может стрелять в любой момент, очерёдности нет. Но расчёт и доблесть толкают подойти ближе, чтоб стрелять наверняка. Между начальными позициями — 32 шага, между внутренними барьерами (дальше которых двигаться нельзя) обычно бывало 10–12 шагов, в особо яростных случаях — 8 и даже 6.

«Теперь сходитесь». Хладнокровно,Ещё не целя, два врагаПоходкой твёрдой, тихо, ровноЧетыре перешли шага,Четыре смертные ступени.Свой пистолет тогда Евгений,
Не преставая наступать,Стал первый тихо подымать.Вот пять шагов ещё ступили,И Ленский, жмуря левый глаз,Стал также целить — но как разОнегин выстрелил… ПробилиЧасы урочные: поэтРоняет, молча, пистолет.

Неловко в такой ужасный момент заниматься арифметикой, но уж простите: каждый сделал (4+5) девять шагов, а вместе — восемнадцать. От тридцати двух, значит, осталось четырнадцать. Меньше десяти метров.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука