Немцы

Тамара колола, изредка поглядывая на Ленделя. «Ему бы белый хапат надеть — настоящий профессор. Трудно ему, наверное», — думала она. К четырем часам у Ленделя была выложена аккуратная, плотная поленница в четыре кубометра. Доставая из сумки талоны, Тамара сказала:

— Поздравляю, папаша Лендель. Вы у нас сегодня герой.

Лендель сидел на пне, красный, смущенный, и вытирал пот клетчатым носовым платком. Напарница его тоже улыбнулась.

7

Весна пришла, вопреки предположениям, рано. Только по утрам морозец задергивал ледком ручейки и калужины, а к полудню дороги распускались киселем; с гор катились мутные холодные ручьи, обнажая чахлую прошлогоднюю травку и камни-голыши. В лесу вода хлюпала под ногами, березовые пни источали розовую пену, обнажалась земля, усыпанная сучьями и хвоей, зеленели листики прошлогодней брусники.

Немцы сменили валенки на ботинки. Выходили из лагеря рано, чтобы поспеть в лес по заморозку. Над кострами целый день сушились носки и портянки. Армия лесорубов заметно поредела: часть немцев забрал совхоз, начавший подготовку к севу, часть отправили на работу в механические мастерские и на драги. В лесу уже создался порядочный запас дров, и Татьяна Герасимовна подумывала о том, чтобы временно прекратить заготовку и начать строительство лежневых дорог и лотков для спуска дров с гор.

По вскрывающемуся Чису плавали три крупные паровые драги: «Голубая», «Алая» и «Изумруд». Драга «Изумруд», самая большая, плавала под высоким берегом километрах в пяти от поселка. Она уже проделала несколько рейсов вниз и вверх по течению, медленно поворачиваясь и черпая породу со дна реки. Скрипели гигантские ковши. Через носовую часть высыпались обратно в воду камни и галька, образуя каменистые хребты-отвалы, которыми была загромождена вся река.

С высокого обрыва, заросшего кустами вереска, нужно было строить стопятидесятиметровыи лоток для спуска дров прямо к драге. Отсюда же Татьяна Герасимовна намеревалась проложить трассу для автомашины. Раньше тут вилась только узкая горная тропа, уходившая в болото, где когда-то была стлань. Сейчас весенняя вода размыла и разметала набухшие скользкие бревнышки.

— Сколько думаешь здесь проработать? — спросила Татьяна Герасимовна Тамару. — Смотри, сроки у нас сжатые, до покоса должны мы с дорогами управиться. Ты уж подгоняй немцев.

Накануне Тамара приказала немцам подчистить свои делянки и забрать с собой инструмент.

— Жалко мне, фройлейн Тамара, уходить отсюда, — сказал Штребль. — Смотрите, какой прекрасный осиновый лес!

Тамара улыбнулась. Она понимала уже почти все, что говорили ей немцы. Сама, правда, говорила с трудом, но чувствовала, как день ото дня копится у нее запас слов, как легче ей становится работать, когда ее понимают.

Наутро на склоне горы застучали топоры. Мужчины рубили деревья, выкорчевывали пни, женщины сжигали кустарник, откатывали камни. Штребль с Бером корчевали здоровенный пень, который никак не поддавался, плотно впившись корнями в каменистую почву. Штребль то и дело ругался.

— Дай-ка сюда лом! — услышал он над собой голос Татьяны Герасимовны.

Она взяла у смущенного немца железный лом, повертела его в руках, бросила и, выбрав из кучи нарубленных жердей самую крупную, затесала ее топором и глубоко воткнула под пень. Потом подкатила под жердь толстый сосновый чурбак.

— А ну навались, ребята! — приказала Татьяна Герасимовна, сама всей тяжестью наваливаясь на конец жерди. — Жми, жми, перехватывайся!

Пень зашевелился и пополз из земли.

— Вали его на костер, гада этакого! — весело сказала она, когда пень с облепленными землей корнями отвалился в сторону.

Штребль с удивлением смотрел на нее.

— Что шары-то свои голубые уставил? — с усмешкой спросила Татьяна Герасимовна, поправляя сбившуюся косу. — Ты думаешь, если я — начальство, то и шея у меня зажирела? Еще могу работать-то.

— Скажите вашей начальнице, фройлейн Тамара, что мы все восхищаемся замечательными русскими женщинами.

Татьяна Герасимовна, выслушав Тамару, недобро улыбнулась:

— Ты им скажи, паразитам, если б они мужиков наших не переубивали, мы бы сейчас тоже, как ихние бабы, гладью юбки расшивали, а не здесь с ними торчали… Да уж ладно, Тома, ты им этого не переводи, Бог с ними!

Солнце было еще высоко, когда Тамара повела немцев в лагерь. Под горою разлился бурный ручей. Еще утром он был затянут ледком и казался совсем небольшим ручейком, а сейчас и думать было нечего перейти его вброд. Немцы столпились на берегу, не решаясь вступить в ледяную воду. Тамара позвала Штребля и вместе с ним, вырубив три толстые жерди, попыталась сделать переправу. Но вода снесла жерди. Недолго думая, Штребль разулся, засучил брюки и влез в воду. Перейдя ручей, закрепил камнями жерди на другом берегу, а потом, стоя по колено в ледяной воде, галантно стал подавать руку женщинам, которые тихонько визжали, неуверенно ступая по колеблющимся мокрым бревнышкам.

— Вылезайте из воды! — сердито крикнула Тамара. — Ведь посинел весь!

Она перешла последней, с неохотой протянув Штреблю руку. Он крепко сжал ее пальцы.