Читаем Немтырь полностью

Прочитав донесение, Краев отложил его в сторону, потянулся за папиросами, закурил:

— Что скажешь, товарищ участковый?

— Даже не знаю… Я об этом слышу впервые, никто не говорил.

— А кто может сказать? Там деревня — все друг за друга горой! Сам понимаешь, латыши народ дружный — круговая порука. Сядет самолет — скажут, не видели.

— Это так. Добиться правды тяжело.

— Есть какие-нибудь предположения? — холодно посмотрев на меня, спросил Виктор Федорович.

— Дезертир?

— В том и дело, что если уклоняющийся, у нас была бы в архиве на него ориентировка.

— Старовер?

— Хм! Зента — латышка, они со староверами никаким боком.

— Беглый из зоны?

— Может быть. За последние годы из лагерей много зэков сорвалось. Есть такие, кого не нашли.

— Надо проверить.

— Надо, уважаемый Валерий Дмитриевич. Надо! И как можно скорее.

— Мне сейчас выезжать?

— Ты еще здесь? — усмехнулся начальник.

— Разрешите идти? — вскочив с места, спросил разрешения.

— Иди! — напутствовал он меня суровым басом, погружаясь в бумаги. — Завтра к обеду чтобы на моем столе был протокол допроса. — И на выходе, пока я не успел закрыть за собой дверь, приказал: — Оружие с собой возьми. Неизвестно там чего…

— Есть!

Быстро собравшись в дорогу, на ходу соображая, как мне попасть в Каменно-Горновку, вышел на крыльцо. Кроме старенького фронтового «виллиса» и крытого «автозака» «ЗИС-5» для перевозки подозреваемых в милиции машин не было. Обе были постоянно задействованы, поэтому надеяться на автомобильный транспорт не приходилось. Ездил участковый милиционер по району в лучшем случае верхом на лошади. Водитель стоявшего у конторы «виллиса» приветствовал меня из-под капота напутственными взмахами руки:

— Шагай, милок, вон туды. Там тебе дадут Сивку. А на меня не рассчитывай, без тебя ездоков хватает.

Бросив косой взгляд на равнодушного к моим проблемам шофера дядю Ваню Петрова, я пошел в сторону конюшни. Но и здесь постигла неудача. Увидев меня, дежурный конюх, дядька Степан Потехин, издали закричал:

— Даже не подходи! Нет лошадок, все задействованы. Наряд из Озерного не вернулся. С утра двух коней на подхоз забрали. Три мерина колхоз на вывоз сена подрядил, остальные лошади на выпасах. Так что, если хочешь, бери седло и дуй в луга, там тебе Витька Стригалев кобылу даст!..

Тащить на себе седло в луга, до которых было пять километров, не хотелось. Тем более, что это было в противоположной от необходимого маршрута стороне. Мне ничего не оставалось, как, собравшись с духом, идти в деревню пешком. Вспоминая недобрыми словами тот день, когда меня отправляли на курсы шоферов, а я отказался, а также счастливчика в пустой конюшне Степана Потехина, Витьку Стригалева с кобылой, неторопливо попылил по грязной дороге.

Расстояние до Каменно-Горновки от Уяра около двадцати километров. Если ехать на коне, можно срезать через лес, по прямой, тогда путь будет в два раза короче. Добираться до деревни два часа. Но пешком лучше идти по тракту, так быстрее и надежнее — проверено ногами. Был случай, в прошлом году под осень я пытался пройти так, как подсказал Степан. Ничего хорошего из этого не получилось. Как ни старался, к утру все равно вышел на луга к Витьке Стригалеву.

И все же мне повезло. Едва выбрался за околицу, меня догнал мощный, скоростной «студебеккер». Лихой шофер, фронтовик Пашка Зыков два раза в неделю возил из Красноярска продукты на склады общественного питания. Мне не раз приходилось ездить в кабине «американца», на котором он катался двенадцать лет. Этот «студик» Пашка получал на фронте, перегонял по лендлизу по Военно-Грузинской дороге в 1943 году, воевал, доехал до Берлина, а потом, согласовав все документы, прикатил через всю страну в Красноярск.

Хороший Пашка Зыков шофер, ответственный. Как мужики говорят — от Бога. Машина у него в идеальном состоянии. Ничто нигде не гремит, не звенит, не брякает. Двигатель — как часы. Ходовая часть вызывает зависть у многих водителей. Кабина недавно покрашена в зеленый цвет. Все дырки от пуль аккуратно заклепаны заплатками. Кто бы и когда ни просил выйти в рейс, всегда выезжал без проволочек. Несколько раз майор Краев посылал в Управление внутренних дел города Красноярска требование перевести Зыкова к нам, в милицию, но всякий раз Павел находил повод для отказа.

Лихой водитель подвозил всех, кто «голосовал» на дороге. Тормозил рядом со стоявшими у обочины машинами, предлагал помощь молодым, неопытным шоферам или какому-либо колхознику, у которого развязалась супонь у коня. При этом с языка слетала одна и та же фраза, которая, по его мнению, подходила для каждого:

— Что, дядя, закусило?

Что могло закусить — понятно одному Пашке. Несведущий человек мог подумать, что это была какая-то отвалившаяся запасная часть или момент употребления огурца после ста граммов водки. И только немногие знали, что во время войны, когда он с товарищами гонял машины через перевалы, каждый из них шептал своеобразную молитву, чтобы при спуске не закусило рулевую сошку и не провалилась педаль тормоза.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза