Немтырь

Катя растерянно отступила назад, посмотрела на Никитку: заметил или нет? Тот, оставаясь сидеть на лавке, смотрел куда-то в угол избы.

— Пойду я, — скоро сказала девушка и бросилась к двери.

— Посиди с нами! — предложил вслед ей Янис, но она уже хлопнула дверью.

— Некогда ей, — ответил за сестру Никитка.

— Почему?

— У нас скоро обедня. И мне тоже надобно итить. Покуда тебе ништо не требуецца? — мальчик направился к двери.

— Нет.

— Тогда я после обедни тебе буду помогать.

— Ладно.

Никитка ушел. Янис, отвалившись на нары, с затаенным дыханием прикрыл глаза. Перед ним — Катя. С голубыми глазами, подрагивающими ресничками. Вспоминает ее каждое движение, жест, слово и не может перебить другими мыслями. «Что это со мной? А как же Инга?» — спросил себя, но не смог дать ответа, застонал зверем.

Вечером приходил старец Никодим, осмотрел раны на руке и ноге, послушал легкие и, не говоря ни слова, молча ушел.

В отличие от Никодима матушка Федосия была более общительной. За день приходила несколько раз, справлялась о здоровье, помогла сделать перевязку, но надолго не задерживалась. Никитка сказал, что ей надо молиться. Мальчик покинул свой пост перед закатом солнца, служить вечерню, и больше не приходил. Когда начало темнеть, на улице послышался шум: староверы вернулись с покоса… Очень скоро все стихло. Люди разошлись по домам на покой, утром рано вставать. Янис ждал Катю, думал, придет за посудой, но девушка не появилась.

Утром первым явился Никодим, ощупал руку, заставил пошевелить пальцами, послушал спину, ушел с нахмуренными бровями, опираясь на посох. Сразу после него прибежал Никитка, принес овсяной каши, парного молока. Переложил еду в посуду Яниса, вынес ведро и ушел домой. Сегодня у него появились обязанности. Никодим сказал, что больной обойдется сам, помогать ему «не надобно и посещать можно мало». За весь день маленький помощник приходил трижды. Федосия пришла один раз на перевязку, а Катерины так и не было.

На следующий день Янис проснулся раньше. Через пузырь окна пробивался мутный рассвет. Рука болела, но настроение улучшилось. Молодость брала свое, внутренние силы требовали движения. Присел на нарах, собираясь встать. Получилось. Решил выйти на двор, осторожно зашагал к двери: голова не кружится, в ногах нет слабости. Потихоньку распахнул дверь, переступил через порог, оказался на улице. Осмотрелся, прикинул, куда можно сходить по нужде, пошел за угол. Вернулся нескоро, встал возле дома, оглядываясь по сторонам. Заходить назад в избу не хотелось. Неподалеку находилась большая чурка для колки дров, на которую парень осторожно присел, поджав под себя босые ноги.

Посмотрел из одной стороны деревни в другую. На всем протяжении вдоль ручья на солнечной стороне расположились семь домов. Между ними, по таежным меркам достаточно большое, около двухсот метров, расстояние. Дома небольшие, чтобы зимой уходило меньше дров, срубленные из кедрового кругляка, основательно, стоят на чурках, крыши тесовые. Окна выходят на восток и юг. Про такие избы говорят: «солнышко весь день катается». При каждом доме крепкое хозяйство: теплые пригоны для скота, амбары для хозяйственной утвари, огромные дровенники, погреба. Усадьбы огорожены от скотины простыми жердями. Тянутся далеко в гору и заканчиваются на границе тайги. В огородах большую часть занимает картошка, тут и там видны длинные грядки с луком, морковью и даже капустой. За картошкой волнуются на легком ветерке пшеница, рожь, овес.

Янис удовлетворенно покачал головой: такому хозяйству позавидует любой сельский труженик. Непросто обрабатывать такие огороды. Если представить, что в тайге находятся обширные покосы да подсчитать, сколько на все требуется сил, времени и старания, можно с уверенностью сказать, что люди живут здесь ежедневным физическим трудом. Потом подумал:

«Кроме воскресенья. У старообрядцев этот день выходной».

На противоположной стороне ручья, на пригорке, пасутся шесть лошадей, две из которых стреноженные. В одной из них Янис узнал свою монголку, ту, что давал Дмитрию и Андрею. Удивился, почему она здесь, ведь братья уехали к нему на зимовье.

На всю деревню два колодца. Вероятно, из ручья для питья воду не берут. Понял это, когда увидел, как на дальний, с верхней стороны по ручью колодец, вышла незнакомая женщина, наполнила ведра, понесла на коромысле домой.

На усадьбе напротив из пригона вышла хозяйка с подойником, полным молока. Увидела Яниса, склонила голову, скрылась в летней кухне. Вскоре оттуда вышел мужчина, посмотрел на него, пошел в его сторону. Когда вышел из калитки, Янис узнал его — Дмитрий! Тот, с уздечкой в руках, неторопливой походкой, с улыбкой поглаживая бороду, приветствовал издали:

— Доброго утречка! Вижу, вылез из берлоги?

— Здравствуй, дорогой! — вставая с чурки, ответил Янис, но руки для приветствия подавать не стал. — Надоело лежать в четырех стенах, решил свежим духом подышать.