Ненависть

— Да… Конечно, въ вашъ монастырь я не пойду. Но я хочу уйти… и я и правда уйду изъ вашего мелко-буржуазнаго мiра… И я съумѣю его до конца… до дна возненавидѣть… Ты знаешь?.. Я тебѣ это говорилъ… Я въ партіи. Я отъ тебя этого не скрывалъ и не скрываю. Да, въ партіи которая борется и ненавидитъ все это — ваше!.. Я въ партіи и уже навсегда, безповоротно… А у меня — дѣдъ протопопъ какого-то тамъ собора!.. Ты понимаешь это!.. Нѣтъ!? Проклятіе крови на мнѣ! И я кровью… кровью стираю… Кровьюстеръ это. Понимаешь — къ чорту!.. Къ чорту все это!.. Елки!.. религію!.. Чепуха!.. Марксъ… — Володя хлопнулъ рукою по переплету книги — Марксъ говорить: — «каждый историческій періодъ имѣетъ свои законы» и мы вступаемъ въ такой, когда надо сбросить съ себя всѣ путы… Я уже вступилъ. Никакихъ угрызеній совѣсти!.. Никакой слабости!.. Нервовъ!.. Родители! ф-фа!! Елки-палки!

— Володя, — стараясь быть сдержанной и совершенно спокойной сказала Шура. — Ты мнѣ давалъ читать эту книгу. Я ее хорошо и внимательно прочла… Просто — глупая книга. И мнѣ странно, что она такъ на тебя повліяла. Ты же въ нашей семьѣ считался всегда самымъ умнымъ.

— Вотъ какъ!.. Глупая книга! «Капиталъ» Карла Маркса — глупая книга!

— Ну, да, конечно… Нѣмецкій еврей, никогда ничего не видавшій… Теоретикъ… Ненавидящій міръ и природу придумалъ все это… Это мертвое!.. И вы вѣрите!.. Учитесь!.. Боже мой!.. Володя!.. Что-же это такое?

— Прекрасно!.. Александра Борисовна Антонская умнѣе Фридриха Энгельса, Петра Струве, — всѣхъ толкователей и почитателей Маркса…

— Не умнѣе, Володя, но проще… Ближе къ жизни… Шура наугадъ открыла книгу и, прищуривъ прекрасные глаза, прочитала: -

— «Мѣновая цѣнность есть вещное выраженіе опредѣленнаго общественнаго производственнаго отношенія».. Господи!.. Тяжело-то какъ!.. Точно телѣга съ камнями по песку ѣдетъ и скрипитъ не подмазанными колесами. Ты самъ-то понимаешь это?.. Я — нѣтъ…

— Что тутъ понимать? Дальше все объяснено «Товары», — пишетъ Марксъ, — «въ которыхъ содержится одинаковое количество труда, или которые могутъ быть произведены въ одинаковые промежутки рабочаго времени, имѣютъ поэтому одинаковую цѣнность»…

— Чушь!.. и ты эту чушь наизусть знаешь.

— Чушь?..

— Ну, конечно!.. По твоему Марксу выходитъ, что 10 метровъ холста и 10 метровъ шелка имѣютъ одинаковую ценность, потому что въ нихъ содержится одинаковое количество труда и они могутъ быть сдѣланы въ одинаковый промежутокъ времени. Да еще, пожалуй, шелкъ окажется дешевле… Ленъ надо растить, надо мочить, мять, бить, — а грена шелковичнаго червя — готовый матеріалъ… Твой Марксъ въ жидовской своей суетливости забылъ о матерьялѣ. У него, какъ цѣнности всѣ товары только опредѣленное количество застывшаго времени. Я читала и ужасалась. Сколько страницъ съ какою-то идіотской настойчивостью…

— Идіотской?!

— Ну, да!.. Конечно! Съ идіотскою настойчивостью онъ посвящаетъ разсужденіеямъ о сюртукѣ и десяти аршинахъ холста. Безнадежно глупо!

— Не нахожу.

— Слушай, Володя… Сюртукъ — сюртуку рознь… Сюртукъ, сшитый Норденштремомъ цѣннѣе сюртука, сшитаго портнымъ Долгополовымъ съ Разъѣзжей улицы, хотя, можетъ быть, Долгополовъ и больше времени употребилъ на его шитье. Твой Марксъ отрицаетъ талантъ, творчество, душу, вложенную въ вещь!.. Даръ Божій!

— Да уже, конечно…

— Ну вотъ видишь… Ты знаешь, я работала по чеканкѣ въ Строгоновскомъ училищѣ. Неужели моя работа равна работѣ Бенвенуто-Челлини, или работѣ Хлѣбниковскаго мастера?.. Рафаель и Мурильо равны вывѣсочному живописцу, вотъ куда ведетъ твой Марксъ… Онъ проглядѣлъ личность, онъ проглядѣль душу.

— Ахъ, «елки-палки»… Какія у тебя разсужденія. Чисто женская логика.

— Откуда у тебя такія выраженія?..

— Это тебя, милая, не касается. Отъ людей, которые умѣютъ просто смотрѣть на вещи и потому, можетъ быть, ближе къ правдѣ. Ты говоришь о душѣ. Но мы-то знаемъ, что души нѣтъ.

— Удивительное заключеніе! Совсѣмъ, какъ наши солдаты, которые говорили, что китайца убить не грѣхъ, потому что у него не душа, а паръ. И ты такъ смотришь.

— Хуже. Я считаю, что и пара нѣтъ никакого.

— Володя!..

— Просто таки ничего нѣтъ!

— Брось, Володя. Не время теперь философію разводить. Идемъ въ залъ. Мама и мы всѣ съ такою любовью тебѣ подарки приготовили. Не надо, Володя, возноситься и обижать людей, которые тебя такъ сильно любятъ.

Шура встала съ кресла. Володя тоже поднялся и, внимательно и остро глядя въ глаза двоюродной сестры, тихо сказалъ: -

— Что скажешь ты, Шура?.. Если я скажу тебѣ?.. Я сейчасъ человѣка убилъ… А?.. Что?.. Никакихъ угрызеній!..

Ни совѣсти у меня, ни души у него…Ничего!..

— Володя, не говори глупостей! Есть вещи, который даже шутя нельзя говорить.

* * *

Они стояли близко другъ отъ друга. Володя чувствовалъ на своемъ лицѣ Шурино дыханіе. Онъ какъ-бы ощущалъ бiеніе ея сердца.

— Ахъ!.. «Елки-палки», — вдругъ сказалъ онъ.