Читаем Ненависть полностью

На хуторе говорили о том, что приехал тракторист Ванька Чемасов на тракторе в Арлагуль неспроста, как неспроста вертелась здесь столько времени Фешка. И чем нелепее были слухи, тем, как всегда, люди охотнее верили им. Говорили, что Ванька Чемасов привез с собой кабальный договор, который рано или поздно вьнуж-

дены будут подписать арлагульские мужики. Болтали, будто Фешка составляла тайные списки, и после страды всех, кто в этих списках окажется, угонят в зерносовхоз и поставят там на непосильную даровую работу.

— Да. Да. Да. Был и мне такой слух от верного человека,— подтверждал таинственным шепотком Силантий Пикулин.

— А горе-колхозничков из Ромкиной карликовой артели забреют в первую голову. Это как пить дать, гражданы хуторяне! — вторил трахомный Анисим.

— А потом опять же сказывают, что, если на трах-туре этом самом хлеб выкосить, зерно все чисто наскрозь пропитается керосином,— доверительно сообщал некоторым арлагульцам один из куликовских близнецов — Ефимка.

— То же самое и про пахоту сказывают,— подхватывал вслед за братом второй из близнецов.— От этого керосинного его духу ни одно зерно не взойдет, все семена дотла в земле выгорят. Во!

Черт знает что барахлят на хуторе — уши вянут! — сказала как-то Фешка Ивану Чемасову.

— А ты не слушай кулацкие бредни,— заметил Чемасов.

Я-то не слушаю. Народ прислушивается. Любую чушь на веру принимают. Чем, понимаешь, ни глупее слух, тем в него больше верят — вот беда.

— Слухам надо отпор давать.

— Попробуй-ка дай!

— А что? Давай попробуем.

— Каким же это, к примеру, манером?

— Очень простым. Общехуторское собрание созвать надо. Вот там и карты на стол.

— А ведь это верно, Ваня. Митинг мы провели к месту. А вот до этого не додумались. Правильно, давайте соберем весь народ в школе и потолкуем по душам, что к чему. Ты, например, про совхоз наш толком расскажешь. Роман пусть доложит народу о задачах вашей бригады. Это ты дело придумал, товарищ бригадир,— с живостью поддержала чемасовское предложение Фешка.

Время для проведения общехуторского собрания, по мнению ребят, было как раз подходящее — канун страдной поры. Хлеб еще только дозревал, и народ, готовясь к жатве, весь был на хуторе.

— Только соберутся ли мужики — вот вопрос. Кулачью удалось запугать некоторую часть бедноты, да и середняков не на шутку,— напомнил Роман.

— Ну, попытка — не пытка, ребята. Попробуем,— сказал Иван Чемасов, и все согласились с ним.

После двухдневной беготни по хутору комсомольцам, хотя и с великим трудом, удалось созвать в школе бедняцко-середняцкое собрание. Иван Чемасов должен был сделать доклад о задачах рабочей бригады, прибывшей на хутор из зерносовхоза. После того как избрали президиум и председательствующий Роман Каргополов предоставил слово докладчику, в школу вдруг ворвался как угорелый Ефимка Куликов и заорал не своим голосом:

— Пожар! Горим, граждане!

Поднялась суматоха. Сорвавшиеся с мест мужики и бабы ринулись, давя друг друга, к двери. Проня Скори-ков, бросившись к окну, вышиб пинком раму, и многие вслед за Проней начали прыгать на улицу через окошко.

А в это время и в самом деле над хутором уже стлался шлейф густого черного дыма. Бабы с ревом и причетами бестолково метались по улицам. Из окон вылетали подушки и самовары, перины и сундуки. Мужики, взвалив попавшийся под руку скарб на телеги, гнали во весь дух лошаденок с хутора в степь.

Зловеще-частые, стонущие с подвывом удары набатного колокола плыли над хутором. Черные столбы дыма все грузнее, все выше поднимались над степью, закрывая добела раскаленное полуденным зноем небо. Все смешалось в эту минуту: и пронзительный бабий визг, и тревожные крики домашней птицы, и чьи-то грозные окрики, и леденящий душу собачий вой.

Даже всегда бесстрастный и на редкость спокойный при всех обстоятельствах Мирон Викулыч потерял себя в эту трагическую минуту. Крутясь под навесом хозяйственного двора артели, он зачем-то искал совсем ненужный ему сейчас хомут с гужами. И хотя этот хомут висел перед глазами Мирона Викулыча на стойке, растерявшийся старик все же не находил его.

— Ах, батюшки! Ах, какой грех! Ах, какая оказия! Да где же это у меня хомут-то?! А ветрища-то — как на беду. Как корова языком слизнет при таком пожаре хутор…— бормотал Мирон.

Первыми к месту пожара прибежали комсомольцы во главе с Аблаем и Егором Клюшкиным. Горело самое

Отдаленное от хутора гумно близнецов Куликовых. На этом гумне стояли приземистые десятилетние скирды соломы и вороха почерневшей от времени мякины. Все было сухим, как порох, и огонь дал тут полную волю своему жуткому торжеству и разгулу. Комсомольцы, беспомощно суетясь около пожарища, только теперь обнаружили, что прибежали они сюда с пустыми руками. Лишь один Иван Чемасов был вооружен подвернувшимся под руку заступом. Размахивая этим заступом, Чемасов кричал:

— Трактор надо сюда, ребята! Трактор, товарищи!

Фешка успела уже прицепить к трактору двухлемешный плуг и мчалась на третьей скорости к месту пожа-ри. За трактором гналась стая перепуганных суматохой, но не утративших любопытства ребятишек.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги