Читаем Ненавижу тебя любить полностью

— Давайте-давайте, в зал, скоро начинаем, — командует воспитатель. — Каждый утренник одно и то же, из каждого угла выковыриваем парочки! Что за время! Так… надо еще туалеты проверить. Эй… мамочка!

Я оборачиваюсь, ожидая новой порции справедливых, в общем-то, нотаций. Но вместо отповеди получаю:

— У вас рога съехали.

Краснея еще гуще поправляю ободок и бреду вслед за Никольским к актовому залу.

— А куда делась Людмила Михайловна и почему вместо нее эта суровая женщина? — спрашиваю, когда мы садимся на места в третьем ряду.

— Да так… болтала много и не по делу. Вишенка, почему у меня ощущение, что завуч застукала меня за курением в туалете школы, а?

— Потому что лучше бы она застукала нас за курением в туалете школы, чем за… в кабинете садика. Может, надо извиниться?

— За что? Подумаешь, поцелуй!

Нет… это не «подумаешь, поцелуй!», я более чем уверена, что заглянувшей в гримерку воспитательнице открылась картинка, которая больше подойдет для заставки к порнухе, чем для иллюстрации «всего лишь поцелуй». У меня до сих пор горят губы, я с трудом удерживаюсь от того, чтобы прижать к ним ладонь. А если закрыть глаза, то можно вновь окунуться в водоворот ощущений, и сердце опять начнет биться, как сумасшедшее. Плевать, что Никольский уже давно меня не касается, плевать, что вокруг куча народу. Я уже жалею, что пришла на этот утренник, могла бы посмотреть в записи, для родителей всегда делают памятное видео!

Гаснет свет, на сцену вываливаются дети. Милые, забавные, испуганные. Лопочут стишки, стесняются обрушившегося внимания, радуются подаркам. Я фотографирую Машку, слушаю ее звонкий дрожащий голосок, машу светящейся кисточкой и почти час чувствую себя самой счастливой матерью на свете. Украдкой кошусь на Никольского, но он в своем репертуаре: сидит, сложив руки на груди, на губах играет снисходительная улыбка. Он куда сдержаннее в родительских чувствах, ему кажется забавной эта толпа детей.

Если вдуматься, мы — идеально сочетающиеся родители. Когда Машка выступает, у меня руки леденеют от волнения, а он совершенно невозмутим и спокоен. Наверное, один вид отца придает Машке уверенности.

На самом деле я едва сдерживаюсь, чтобы не разреветься, когда моя девочка сидит на коленках Деда Мороза и рассказывает стишок, чтобы получить вожделенный мешок конфет.

— Мама, я рассказала! — после того, как все подарки выданы, Машка подбегает к нам и лезет к отцу на руки — Вот! Охраняй!

Я получаю большой новогодний подарок, выданный дочке и, пользуясь моментом, фоткаю ее на руках у Вовы. Потом вдруг понимаю, что это первая фотка мужа в моем телефоне. До сих пор я ни разу его не фотографировала… не фотографировала их с Машкой. Найдется в семейном альбоме хоть одно их совместное фото?

Я помню фотосессию на свадьбе, помню фотосессию «В ожидании чуда», где я усиленно изображаю счастье в пафосной и наигранной студии. Помню наши с Машкой фотосессии, которые я, как и подобает матери из богатой семьи, заказывала по каждому более-менее важному поводу.

Но я ни разу не звала на них мужа… а он не просил.

— Мария, звезда моя, — в невеселые мысли врывается манерный голос няня, — ты была неподражаема! Теперь повтори это на городской елке — и мы сможем открыть кондитерский ларек!

Маша заливисто хохочет, и я не могу сдержать улыбку. Для нее Евгений — как большая мультяшка.

— А теперь давайте общий снимочек! — командует нянь.

Я замираю, как кролик перед удавом, понятия не имея, что делать.

— Ну же, мамочка, подсаживаемся поближе, давайте-давайте, пока никто не загородил эту роскошную елку! Так… хорошо. Мария, поправь маме рога!

Он фотографирует сначала на зеркалку, а потом и на мой смартфон. И уже потом, когда мы ждем Машку с танцев, я долго сижу в холле и смотрю на это фото. Оно словно из другого мира, из жизни, которой никогда не было. Улыбающаяся во все редкие молочные зубы Машка, обнимающая нас с Никольским. Странное семейное фото… от него одновременно горечь и сладость. Главное мое сокровище среди воспоминаний на данный момент.

— Я сейчас начну жевать ремень. — Вовин голос вытаскивает меня из размышлений. — Сколько можно плясать?

Я тоже до ужаса голодная. Водитель привез нам кофе на вынос, но ничего съестного не нашел. До конца праздника полчаса, совсем скоро детей можно будет одеть и вывести на улицу, чтобы посмотреть на салют, а потом разобрать по домам. А мне еще предстоит добираться до дома, готовить ужин и пересматривать фотки с праздника, слушая звенящую тишину одиночества пустой квартиры.

— Давай детячий подарок расковыряем, а? — предлагает Никольский.

— Давай.

Я очень надеюсь, что Машка не заметит, что мы стащили из ее подарка пару-тройку конфет. Главное не трогать ее любимые и все будет пучком. Только самоубийца может съесть «киндер» из новогоднего подарка.

— Хочу с белой начинкой, — говорю я, заглядывая в мешок.

— А я с орехами. Помнишь, как мы съели «Барни» из ее подарка?

— Не напоминай! — Я делаю круглые глаза.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Газлайтер. Том 1
Газлайтер. Том 1

— Сударыня, ваш сын — один из сильнейших телепатов в Русском Царстве. Он должен служить стране. Мы забираем его в кадетский корпус-лицей имени государя. Подпишите бумаги!— Нет, вы не можете! Я не согласна! — испуганный голос мамы.Тихими шагами я подступаю к двери в комнату, заглядываю внутрь. Двухметровый офицер усмехается и сжимает огромные бабуиньи кулаки.— Как жаль, что вы не поняли по-хорошему, — делает он шаг к хрупкой женщине.— Хватит! — рявкаю я, показавшись из коридора. — Быстро извинитесь перед моей матерью за грубость!Одновременно со словами выплескиваю пси-волны.— Из…извините… — «бабуин» хватается за горло, не в силах остановить рвущиеся наружу звуки.Я усмехаюсь.— Неплохо. Для начала. А теперь встаньте на стульчик и спойте «В лесу родилась ёлочка».Громила в ужасе выпучивает глаза.

Григорий Володин

Самиздат, сетевая литература