Ненужные

Он неторопливо гладил и мял шапочку, словно скульптор глину, гадая, какой же шедевр получится из этой мягкой массы в результате упорного труда. Уголовник видел густые каштановые волосы девочки, длинные ресницы, на кончиках которых еще дрожали капельки воды, ее румяные нежные щеки, аккуратные носик и красиво очерченные губки, и от этого его пенис туго напрягся, словно проснувшийся зверек после глубокой и долгой спячки.

– Это что, в Каланчовке? – оживился Леха. – Знаю я эту школу. Там детдомовские учатся. Да?

Марина неопределенно пожала плечами.

– Пожалуйста. Дайте нам уйти.

– Детдомовские? – удивился Сапог. – А говорили, дома родители ждут.

С этими словами уголовник присел на корточки, и Марина непроизвольно отпрянула, закрывая своим телом притихшую сестру.

– Врать нехорошо, – усмехнулся Сапог.

– Нас сегодня папа и мама заберут, – неожиданно сказала Саша, выглядывая из-за спины сестры. – Пустите нас домой, а то они нас ждут давно!

Данилыч шагнул к девочкам.

– Я отвезу вас домой, – сказал он. – Леня, завязывай шутить.

Сапог смерил отца брезгливым взглядом, как если бы перед ним валялся труп бродячего пса, кишащего червями.

– Тебя забыли спросить.

– Никуда ты не поедешь, Данилыч, – хмыкнул Леха. – Я колесо пробил, «Нива» на дороге. Завтра надо в шиномонтаж или колесо новое где-то надыбать.

Сапог посмотрел наверх, в сторону пристройки, и наконец принял решение.

– Идите наверх, принцессы, – приказал он. – А взрослые дяди пока поговорят.

– Никаких «наверх», – качнул головой Данилыч. – Да что с тобой?! Умом тронулся? Опять в тюрьму захотел?!

Слева что-то зашуршало, послышался чавкающий звук.

Саша повернулась, ее глаза расширились в безотчетном страхе.

Керосин, придя в себя, сел. Он сорвал с себя плед и, осовело хлопая воспаленными глазами, щупал разбитые губы. Выковырял треснувший зуб, завороженно глядя на него, словно перед ним был редкой обработки алмаз, потом поднял мутный взор на девочек. С бледным лицом, заляпанным спекшейся кровью подбородком, всколоченными паклями сальных волос, он был похож на ожившего мертвеца.

– Доброе утро, – хихикнул Леха.

Керосин бросил осколок зуба на пол и глупо улыбнулся.

Саша ойкнула, судорожно переступив ногами. Мочевой пузырь девочки не выдержал, и она почувствовала, как колготки набухают теплым и влажным.

– Пустите нас! – едва не срываясь на крик, попросила Марина.

– Леха, отведи их наверх, – распорядился Сапог.

Керосин начал медленно и неуклюже подниматься. С первого раза ему это не удалось, и он снова сел.

– Нет! – взмолилась Марина. – Пожалуйста, нас будут искать!

– Леня, не бери грех на душу, – хрипло сказал Данилыч. Он сделал еще один шаг вперед и тут же согнулся, получив от Сапога резкий удар кулаком в грудь. На его морщинистом лице появилось выражение такого ошеломленного потрясения, словно он даже и мысли не мог допустить, что на него поднимет руку собственный сын.

Саша заплакала.

– Са… сапожек, – подал скрипучий голос Керосин – будто гвоздем по стеклу скребли. – Сапожок… Разговор есть…

– Веди их наверх! – заорал Сапог, сверкнув глазами в сторону Лехи.

– Нет! – взвизгнула Марина. Она ухватилась за руку уголовника, пытаясь оторвать ее от дверной ручки, но тот отвесил ей хлесткую оплеуху. Голова девочки беспомощно мотнулась, как надломленный подсолнух, и Саша заревела во весь голос.

– Я что сказал, мля?! – гаркнул Сапог. – Заткнулись! Быстро, ноги в руки!!

Леха, словно выйдя из секундного ступора, схватил сестер за капюшоны и, кряхтя, потащил упирающихся девочек к лестнице, ведущей наверх.

– Помогите! Пожалуйста, не надо!! – в ужасе закричала Марина. – Умоляю вас!!!

– Вам же сказали. Наверх, в нумера, – пыхтя от натуги, сказал Леха, волоча сестер по ступенькам. Затолкав их внутрь, он подпер дверцу широкой доской и вернулся вниз.

Данилыч поднялся на ноги, кашляя и прерывисто дыша. Ухватился за табурет, на котором сидел три минуты назад. Глубоко посаженные глаза пылали испепеляющей яростью.

– Ты не мой сын, гнида, – выплюнул он, обрушивая табурет на Сапога.

Уголовник предпринял попытку уклониться, и это ему почти удалось, хотя сиденье все же чиркнуло его по плечу, и он болезненно охнул, присев. В его пьяных глазах скользнуло что-то отдаленно напоминающее страх и удивление.

– Я звоню в ментовку, – тяжело дыша, сказал Данилыч, продолжая сжимать в руках табурет. – Рано тебя выпустили, гаденыш. А заодно проверю подвал. Что там внизу?!

Леха неслышно подошел сзади.

– Я никогда не считал тебя отцом, старый х… сос, – презрительно сказал Сапог. Плечо онемело, стреляя рваной болью. – Лучше бы меня отдали в приют.

Данилыч открыл рот, но ответить не успел, так как был сбит с ног подсечкой Лехи. Он тяжело рухнул, ударившись головой о край кабельной катушки, на котором была расставлена нехитрая закуска, и отключился.

Сапог склонился над стариком, приподнял веки, потрогал дряблую шею, нащупывая артерию.

– Жив, – вынес он вердикт.

Переглянулся с Лехой.

– Извини, Сапог, – сказал молодой человек, встревоженно глядя на распростертое тело Данилыча. – Я как лучше хотел. Он бы тебе черепушку табуретом раскрошил, если бы не я.