Данилыч, не меняя выражения лица, с силой опустил бутыль на телевизор. Синее небо на запыленном экране моргнуло, в стороны брызнула стеклянная шрапнель.
– Сунешься – порву глотку, – предупредил старик, выставив вперед «розочку», ощетинившуюся прозрачно-хищными зубьями.
Сапог нагнулся, с усилием поднимая над собой кабельную катушку.
Леха, поскуливая, отполз к лестнице, ведущей наверх. Кровь хлестала из сломанного носа, как вода из лопнувшей трубы.
Сапог поднял над собой импровизированный стол и, взревев, пошел на отца. Катушка с треском врезалась в пол, где только что стоял Данилыч – в последнее мгновенье ему удалось отпрянуть. Переведя дыхание, уголовник вновь ухватился за неоструганные края барабана, и в эту же секунду ему в щеку уткнулось разбитое горлышко бутылки.
– Тебе в церковь надо, Леня, – зашептал Данилыч, дыша смесью чеснока и перегара. – Молиться и исповедаться. Дьявол в тебе, гаденыш!
Тяжело дыша, Сапог разжал пальцы и, медленно выпрямившись, произнес:
– Хорошо, батя. Как-нибудь загляну на чай к попу. Но сейчас я приятно удивлю тебя.
Данилыч затряс седой головой, словно мокрый пес:
– После этой ночи ты мне не сын.
– Убери стекляшку, и я отведу тебя в подвал, – предложил Сапог, стараясь унять прерывистое дыхание.
Чиркнув по щеке, бутылочное горлышко исчезло.
Сапог потрогал неровную царапину, размазал мозолистыми подушечками пальцев кровь.
– Пошли, – сказал он и ухмыльнулся. – Тебя ждет сюрприз.
Данилыч с мрачным видом двинулся вслед за сыном. Леха затих, из разбитого носа, хлюпая, выползали розовые пузыри.
Когда они оказались в гараже, Данилыч увидел валяющегося без чувств Керосина и коротко спросил:
– Он сдох?
Сапог засмеялся дребезжащим смехом:
– А если и так, тебе что с того?
Он щелкнул выключателем на щитке и откинул дверцу подвала.
– Иди первым, – велел Данилыч.
Сапог с готовностью пожал плечами. «Первым так первым», – читалось на его щетинистом лице. Из пореза на щеке лениво змеилась струйка крови.
В дверях показался Леха. В глазах появилась осмысленность, залитое кровью лицо искажено отталкивающей гримасой.
– Стой на месте, – приказал Данилыч, заметив молодого человека. – Или я продырявлю тебе брюхо.
Леха гнусаво захихикал – к нему постепенно возвращалось прежнее расположение духа.
– Если ты что-то сделаешь с Сапогом, я поднимусь наверх и трахну тех цыпочек, – пообещал он, но голова Данилыча уже скрылась в подвале.
Единственным источником освещения под землей являлась тусклая лампочка, болтающаяся на грязном проводе. Под ногами тихо шуршал строительный мусор, обрывки газет и осколки стекла.
Фигура Сапога маячила впереди скрюченной тенью, и он, спотыкаясь, спешил за ним.
Уголовник приблизился к стене, остановившись у громадной дождевой бочки, изъеденной ржавчиной.
– Иди сюда, папуля, – вкрадчиво произнес Сапог, поманив пальцем Данилыча.
Переставляя вдруг ставшие непослушными ноги, Данилыч проковылял к сыну.
– Что там? – хрипло спросил он, чувствуя, как внутри, жарко набухая и постепенно набирая скорость, безумной лавиной начинает нестись что-то страшное, страшное настолько, что едва ли нечто подобное можно увидеть в самых дурных снах. В висках колко запульсировало, ушибленное при падении место мучительно заныло, словно предвещая беду.
Сапог захихикал, продолжая манить Данилыча.
– Ты видел эту тетку? – спросила Елена, когда они с Борисом уселись в «Инфинити». – Ну, что сейчас ошивалась у подъезда этих алкашей? Как там ее… Ольга?
Борис задумался, и из извилистых закоулков памяти, словно пузырьки воздуха со дна газировки, выскочили обрывки истории, поведанной Марией:
«Ольга… мужа и сына застрелили браконьеры… она ухаживает за детками…»
Да, у подъезда была та самая женщина, с которой они столкнулись в квартире.
– Видимо, она действительно испытывает к нашим детям теплые чувства, – осторожно предположил Борис. От него не ускользнуло, что при этих словах круглое лицо супруги застыло, словно отлитое из бронзы.
– Куда мы поедем? – спросил он, включая обогрев машины. – В полицию? С девочками может что-то случиться. Дело к ночи, а на улице метель! Где они?!
Елена медлила, и это не нравилось мужчине.
«Похоже, она уже не очень-то хочет принять на себя опекунство над этими детьми», – печально подумал Борис, тем не менее не решившись озвучить вслух свои мысли.
– Знаешь, Боря, у меня есть для тебя новость, – вдруг произнесла Елена, и он с удивлением уставился на жену.
Между тем она вынула из сумочки свой смартфон. На глянцевой поверхности гаджета заиграли бледно-желтые блики дворового фонаря. Указательный палец Елены с ярко-алым ногтем «оживил» экран смартфона, вспыхнули стройные ряды иконок.
– Может быть, это судьба, – тихо сказала она, открывая какое-то письмо. – Я имею в виду Антошку и Анюту, тех самых двойняшек, что понравились нам с самого начала.
– Мы только сегодня их вспоминали. Но ведь их вроде как уже пристроили… Или что-то изменилось?