Необходимые вещи

В осенний будний вечер, часам к десяти Мейн Стрит становится безлюдной. Уличные фонари образуют на тротуарах и фасадах административных зданий круги белого света, тускнеющего за пределами этих кругов, и делают центр города похожим на подмостки театральной сцены перед началом спектакля. Вот-вот, кажется вам, появится долгая фигура во фраке и цилиндре — Фред Астер или, может быть, Джин Келли и станет плавными танцевальными па перемещаться от одного круга к другому, напевая о том, как одиноко человеку, которому дала от ворот поворот его любимая девушка, а все бары при этом закрыты. Тогда на другом конце Мейн Стрит возникнет еще одна фигура — Джинджер Роджерс или, скажем, Сид Черрис, — облаченная в вечернее платье. Она, также грациозно пританцовывая, направится навстречу Фреду (или Джину), распевая об одиночестве девушки, которую бросил любимый. Увидев друг друга, они станут танцевать в паре напротив бара или перед входом в ателье Шейте Сами.

Но вместо них откуда ни возьмись появляется Святоша Хью. Он ни капли не похож ни на Фреда Астера ни на Джина Келли, и нет на другом конце улицы девушки, плывущей навстречу в романтическом танце, да и сам он скорее всего танцует как корова на льду. Зато он от души нализался, поскольку занимался этим в Мудром Тигре с четырех часов пополудни без перерыва. В таком приподнятом состоянии души и тела даже идти было затруднительно, не то что выделывать замысловатые танцевальные па. Он двигался медленно, ныряя из одной световой лужи в другую, а его длинная тень трусила за ним по фронтонам парикмахерской, западных авто, салона видеопроката. Он слегка покачивался, сосредоточив взгляд красных глаз прямо перед собой, огромное брюхо при этом не выдержав напряжения, вырвалось из-под насквозь пропотевшей голубой футболки, на груди которой красовалось изображение гигантского комара с подписью под ним, оповещавшей, что это ПТИЦА ШТАТА МЭН.

Грузовичок, принадлежавший коммунальной службе Касл Рок, остался на замусоренной стоянке позади Тигра. Святоша Хью был не слишком счастливым обладателем нескольких предупреждений, штрафов и наказаний вследствие нарушений дорожных правил и, судя по результату последнего, когда его на полгода лишили водительских прав, скотина Китон, его приятели — бараны Фуллертон и Сэмуэльс и друг козел Вильямс, окончательно потеряли терпение. Следующий штраф наверняка выльется в лишение водительских прав. а, следовательно, и потерю работы.

Это не заставило Хью бросить пить — нет таких сил на свете, которые могли это сделать, но зато привело к твердому решению пьянство и баранка — две вещи несовместны. Ему уже стукнул пятьдесят один год, когда поздновато менять работу, в особенности, принимая во внимание длиннющий список нарушений, преследующий его как консервная банка, привязанная к собачьему хвосту.

Вот поэтому он и шел сегодня домой пешком, ну и долгий же это путь, мать его так; а еще, одному служащему коммунальной службы по имени Бобби Дагас придется завтра давать очень длинные и подробные объяснения, если он надеется вернуться домой с тем же количеством зубов, с каким явится на работу.

Когда он проходил мимо закусочной у Нэн ко всему прочему пошел мелкий моросящий дождь, что отнюдь не улучшило дурного настроения Хью.

Он спросил Бобби, который каждый вечер по дороге с работы проезжал мимо дома Хью, заглянет ли он к Тигру, чтобы пропустить пару кружечек. Бобби Дагас сказал, о чем речь, Хьюберт (Бобби всегда называл его Хьюбертом), а не Хью — таким идиотским именем. Короче, он сказал, о чем речь, Хьюберт, буду как штык около семи, как обычно.

Поэтому Хью, уверенный, что его подвезут вечером до дому, если он будет слегка не в себе, завалился в Тигр без пяти минут четыре (он бы пришел гораздо раньше, часа на полтора как минимум, но вот черт, Дика Брэдфорда никак не мог найти), и приступил прямо к делу. Так что бы вы думали, пробило семь и никакого Бобби Дагаса! Ах ты, так твою, растактак! Восемь, девять, полдесятого, и что дальше? А ничего, все то же. Господь свидетель.

Без двадцати десять Генри Бофорт, бармен и хозяин Мудрого Тигра предложил Хью оторвать задницу от стула, сделать так, чтобы от него одно воспоминание осталось, чтобы можно было забыть, как его звали короче, выкатываться. Хью вскипел. По справедливости надо признать, что он уже и в самом деле был на бровях, но в этот момент все еще играла пластинка с записью недоноска Родни Крауэлла.

— Что я должен делать, по-твоему? — задал он Генри вполне естественный и справедливый вопрос. — Сидеть тут и слушать? Ты обязан снять эту пластинку! Снять и все, к чертовой матери! Этот ублюдок завывает так, как будто у него эпилепсия.

— Я вижу, ты получил тут не все на что рассчитывал, — сказал Генри. — Но можешь не сомневаться, больше не получишь. Все остальное доберешь из собственного холодильника.

— А если я скажу нет?! — настаивал Хью.

— Тогда я позову шерифа Пэнгборна, — спокойно пообещал Генри.