Необычайные похождения Севы Котлова

Получай же, младший Котелок, награду за свою сегодняшнюю храбрость! Я раскрою перед тобой все секреты, которые так мучают тебя и чуть было не довели до врача-психиатра. Это уж слишком! И поэтому я больше не буду мучить тебя.

Знай, что три таинственные буквы «ТСБ» обозначают вовсе не название какой-нибудь тайной организации и не инициалы каких-то твоих товарищей-одноклассников, на которых ты совершенно напрасно орал. «ТСБ» — это значит: «Твой старший брат». А так как брат у тебя всего-навсего один — значит, это я и есть: Дима!

Когда вы с Витькой ломали себе голову и никак не могли раскусить три загадочные буквы, вы там случайно выкрикнули: «Тайный Сигнал Барабанщика»!

Можно, пожалуй, и так расшифровать. Ведь каждый раз, когда ты сбивался с дороги, я начинал бить в барабан: старался подать тебе тайный сигнал тревоги.

Да, это я переложил ежа обратно к тебе в парту. Это я бросил в почтовый ящик Витику-Нытику условия задач, которые вам задали на дом. И я послал вам обоим одинаковые записки с разными подписями. Я, как видишь, пытался срывать все твои нехорошие, нечестные планы.

Это я, конечно, тот самый сосед Степана Петровича, который интересуется астрономией. Это я взял у него бинокль и, не без помощи папы, переслал его тебе вместе с той самой запиской. Ну как, увидели искусственный спутник?

Это я на переменках, когда ты убегал в буфет, подкладывал тебе в парту бумажки с разными предложениями и советами. Я, выходит, но только мешал тебе, но и помогал немножко. Да, я старался помочь тебе во всех твоих хороших, честных планах и затеях.

Теперь остается объяснить самое главное: откуда я узнавал заранее обо всех твоих замыслах? Да очень просто: из твоего собственного дневника! Ты ведь сам просил меня иногда заглядывать в эту тетрадку, проверять, правильно ли ты ведешь дневник. Забыл уже?" И как это я в самом деле забыл об этой своей дурацкой просьбе? И как не додумался до такой простой вещи, что из дневника можно узнать обо всем, что я сделал, и даже о том, что хочу сделать завтра, или послезавтра, или вообще в будущем?!

Дальше Дима писал:

"Ты ведь часто почитываешь мой дневник, а я вот почитывал твой. Только ты не догадался разыграть меня, хоть тебя и называют некоторые «великим комбинатором». А я вот догадался! Очень рад, если этот небольшой розыгрыш пойдет тебе на пользу!

С приветом ТСБ, то есть твой старший брат Дима".

Вдруг я вздрогнул: с треугольным чердачным окном, со стороны улицы, поравнялась чья-то голова в шапке-ушанке. И тут же скрылась. Что это?

Неужели Виктория Владимировна была права? Я выглянул в окно — и у меня защекотало в носу от смеха. К крыше нашего дома была прикреплена самая обыкновенная лебедка, от нее вниз шли металлические канаты, на которых в люльке преспокойно разъезжал штукатур. Он приводил в порядок облицовку нашего дома. Так вот каких веревок испугалась ночью Виктория Владимировна!

И тут уж все мои страхи сразу рассеялись. Как это смешно, что я испугался какого-то несчастного рукава от старой телогрейки и рваного сапога! Да ведь некоторые наши жильцы выбрасывают на «черную лестницу» всякий ненужный хлам, домоуправ даже хотел оштрафовать их за это. Как же я забыл? С перепугу, наверно. Эх, младший Котелок! Знал бы об этом Дима!.. Уж он бы тогда не начал свое письмо словами: «А ты, оказывается, не такой уж трус!» Но он об этом не узнает: я не буду больше держать свой дневник на столе. Я спрячу его куда-нибудь подальше! Хватит с меня розыгрышей! Довольно!..

23 декабря 1957 года

Сегодня я кончаю писать свой дневник. Это ведь, оказывается, очень опасное дело: все могут узнать мои мысли и про все мои поступки тоже. Нет, не хочу!

Писать про себя только одно хорошее, то есть писать неправду, совсем неинтересно. Это мама правильно говорила. А описывать все, как есть на самом деле, очень опасно.

Ведь если этот дневник через много-много лет будут читать мои дети и внуки, они скажут: «Ишь ты, какие номера откалывал в детстве наш папа (или дедушка)!» И тоже начнут вытворять что-нибудь похожее. И это будет, как говорится, непедагогично! А если я стану когда-нибудь знаменитым человеком и мой дневник попадет в музей, то и тогда тоже получится нехорошо. Люди будут читать в музее эту тетрадку и говорить: «А ведь и у пего тоже были недостатки. Прямо как у наших детей… Кто бы мог подумать!» Нет, я не буду больше вести дневник! А эту тетрадку разорву на мелкие клочки или даже сожгу где-нибудь в печке.

Дима, правда, говорит, что есть еще и другой выход: не думать и не делать ничего такого, о чем стыдно было бы писать в дневнике и за что могли бы насмехаться надо мною мои будущие дети и внуки.

— Поборись со своими недостатками! — сказал Дима.

Может, я и поборюсь… Но это ведь не так-то легко! А пока я еще не поборол, не победил своих недостатков, обойдусь без дневника. Так я решил.

И пусть «ТСБ», то есть Дима, говорит все, что хочет!..