Необычайный крестовый поход влюбленного кастрата, или Как лилия в шипах

Мои нетерпеливые и прельстительные читатели могут представить себе, что эти развратные и похотливые, как вставная челюсть в стакане, создания заставляли Сесилию, полночь мою, блестками усыпанную, проделывать, следуя инструкциям, которые она давала им сама. А тот, кто не может себе это представить, пусть не надеется узнать от меня сальные и непристойные подробности, которые трудно было бы напечатать даже в порнографической книге для слепых.

Безумно любить (ибо я всегда пребывал в здравом рассудке до тех пор, пока не стал вечным) Сесилию, паству мою тайную, в таких условиях – то была горькая чаша, которую мне пришлось испить через соломинку до последней капли моей крови. Стоический как комикс, я придерживался сокровенных правил сообразно моему положению соглядатая на дальней дистанции и давал волю мобильной фантазии по обстоятельствам.

Ах! Немного же студентик, которым я был тогда, превзошел на медицинском факультете, особенно по предметам, не входившим в программу! Предметы эти нельзя было даже изучать по телефону, рискуя ранить не в бровь, а в глаз самолюбие преподавателей из плоти и крови. В нескольких метрах от моего балкона школа жизни ненавязчиво учила меня (хоть двери свои она открывала в одиннадцать вечера), и я постиг, что порок по самый зарез растлевает и извращает в первую очередь растленных извращенцев с птичьего полета.

В силу этого опыта, низменного, как стенные часы в стиле Людовика XV, мои чувства к Сесилии, вулкану моему тишайшему, росли вширь и ввысь, как монгольфьер с хроматическими клапанами. Бог весть, как далеко могла зайти, очертя голову, эта любовь, если бы в нынешних обстоятельствах и под моим крылом и протекторатом Сесилия, каравелла моя изумрудная, равно как и Тео, не встретились в Корпусе, будто на тропке лесной? Но я не описывал и описывать не стану разнузданные эротические игрища, которым они предавались вдвоем, тем более что делали они это под одеялом.

И в наше-то время, когда даже надувные куклы читают «Камасутру», какой-то прокурор совершенно хладнокровно сообщает мне по телефону, что Тео будут судить... А сам-то он умеет хотя бы пользоваться гремучей змеей? Олух царя небесного!

XLIII

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ГИЛЬДИИ ВРАЧЕЙ

ПО ПОВОДУ НЕПРАВЕДНОГО СУДА НАД ТЕО

«Придурок несчастный» зачеркнуто и сверху вписано: «Глубокоуважаемый месье».

Не удивляйтесь, если Вы не получите Нобелевскую премию по литературе, ибо Анонимное общество «Медицина» представляет угрозу здоровью всех людей, в особенности тех, у кого оно крепкое. (Так что подите-ка Вы в лупампасы с Вашим шоколадным париком!) Профессиональная монополия и вдобавок монополитика (подлый оппортунист!), проводимая Вами в области медицины, делает врачей колонистами повседневной жизни, хоть они и не носят ни белых шлемов, ни панам. (Колониализм!) Вы и Ваши приспешники (грязный сброд!) своим лечением, направленным исключительно на то, чтобы перекроить медицину на живую нитку, низводите пациентов до состояния потребителей процедур, лекарств и одиннадцатичасовых бульонов.

Вы не предотвращаете болезни и не лечите их, вы не можете даже лошадей заставить принести клятву Гиппократа. (Лошадь прилагается, дабы вы убедились, что я не лгу, подлые, трусоватые смертикулы!)

Вторжение медицины в жизнь (прихлебатели!) приводит к утрате каждым отдельным индивидом чувства ответственности в столь важной для здоровья сфере, как болезнь, когда летят журавли. Врач не в состоянии ответить ни на один внятный вопрос пациента (невежды!) о жизни и смерти или о том, что следует делать, внезапно оказавшись нос к носу с цыганом под собственным брачным ложем, которое священно, как вода на мельницу.