Я несколько удивился [в черновике “охренел”*], но тут же, немедленно, подавил изумление своею волей, сделав вид, что для меня это совершенно обычная ситуация, после чего, не оглядываясь, прогулочным шагом пошёл в сторону Новодевичьего.
А куда спешить? На работу только завтра. Я сыт, здоров, одет и счастлив. На улице тепло и сухо. Я шёл и наслаждался свободой, свежим воздухом, обилием
Дошёл до него, поставил розу в вазу с водой между двух свежих гвоздик, полюбовался картиной с тремя цветами, и уселся на скамеечку напротив. Тут появился гид, но не тот толстый, громкий, как в прошлый раз, а худой и с высоким голосом. Он подвёл группу к могиле Булгакова, совсем вскользь рассказав о нём. Евошные женщины стали фотографироваться, и тут тощий гид вот что отколол — он сообщил им, что Булгакову не нравится, когда кто-то фотографирует его могилу.
Тут уже подал голос я: — Простите пожалуйста, что вмешиваюсь… Но откуда Вы это взяли? Вы ведь пока ещё тень-то вроде бы отбрасываете. Как Вы смогли узнать ЭТО у него? — худой гид с изумлением посмотрел на меня, ничего не сказав, поскольку возразить ему действительно было нечего, после чего поспешил отойти подальше, при этом женщины из его группы восторженно смотрели на меня и никуда не уходили, видимо ожидая продолжения, и тогда я добавил, обращаясь к гиду:
— Перед тем как Вы отсюда уйдёте, поверьте мне, что мёртвых на самом деле радует, когда о них вспоминают живые. Поверьте и всё, я большего от Вас и не прошу, — после этих слов гид, так ничего и не ответив, стремительно пошёл в сторону забора, где стояла железная передвижная лестница на колёсиках, уведя с собой группу, а я остался один и вспомнил о грушах.
Поднял, попробовал: — Тьфу, кислятина!
Ещё одну. Тоже самое. Обошёл вокруг. Все кислые!
Все! Без исключения. Получается, что Садальский …врун.
И ладно бы груши были кислыми в августе, это было бы ещё полбеды, но к сентябрю-то они уже должны были созреть.
В общем, “Кирпич” на то и есть “Кирпич”, чтобы врать.
Да, если кто-то будет сомневаться в правдивости изложенного, тот пусть обратится ко мне, и тогда я выложу диктофонную запись к себе на сайт, и пришлю ему ссылку на неё.
Дело в том, что я тогда заранее включил телефон на запись и положил его микрофоном кверху в левый нагрудный карман
Пока писал, вспомнил, как в ту поездку я вышел из поезда на станции “Парк культуры” и увидел женщину в “метровской” форме, с круглым красным жезлом в руке, после чего обратился к ней, сказав: — Извините пожалуйста, а где тут у Вас на станции до войны асфальт лежал? Я в ту пору тут не был… Не застал его…
Женщина взглянула на меня, несколько возмущённо подняла подбородок кверху и ответила вопросом на вопрос: — Я что, так плохо выгляжу?
Смысл же вопроса в том, что в 30-е и 40-е метро Москвы выглядело не совсем так, как нынче. Хоть и очень похоже. На станции “Парк культуры”, например, тогда просто асфальт лежал. В метро вообще столько всего интересного, что только про него можно отдельную книгу написать. А если с легендами и фотографиями, то все десять. Взять хотя бы “Арбатскую”
Или вот ещё: все помнят знаменитый провод немецких военнопленных по Москве в 1944-ом году. Это был первый