Необыкновенные приключения Фаддея Балакирева (сборник)

На шкафу уселись, свесив ноги, матерчатые поварята и бабы в сарафанах. Все-все игрушки были совсем новые, и на каждой ещё белели фабричные ярлычки.

Тритутик откашлялся, позвонил в крошечный ёлочный колокольчик, и наступила тишина.

– Товарищи подарки! – начал Тритутик. – Мы собрались сегодня потому, что завтра Новый год. Нынче единственный день в году, когда игрушки могут поговорить, обменяться мнениями. Итак, кто первым хочет взять слово? Прошу записываться.

Но в это время приоткрылись двери, и в комнату валом повалили новые гости. Это тоже были игрушки, но большей частью такие старые, такие исковерканные и грязные, что на них жалко было смотреть.

Новые игрушки потеснились, дали старым рассесться, и Тритутик снова сказал:

– Итак, друзья, кто первым возьмёт слово?

Все застеснялись. Вдруг поварёнок, который сидел на шкафу, на самом краешке коробки с ёлочными украшениями, так стремительно вытянул руку вперёд, что чуть не свалился с коробки прямо на голову одной очень солидной матрёшке. Он спросил:

– А разве вы игрушка, Тритутик?

Тритутик ответил:

– Нет, я не игрушка, но больше я вам ничего о себе сказать не могу. В будущем году на собрании скажу, а пока не имею права.

Тогда поварёнок снова задал вопрос:

– А почему у вас хвост? Ходите на двух ногах, одеты, как человек, с виду совсем как обыкновенный мальчишка, а между тем хвост, как у какой-нибудь лисицы. Мне это просто.

– Я скажу, – говорит Тритутик. – Только, пожалуйста, потише, а то ребята услышат.

Тут все игрушки зашептали:

– Тише! Тише! Дайте послушать!.. Очень интересно!..

Тритутик говорит:

– Конечно, мне без хвоста было бы куда приятней, но для того, чтобы он у меня отвалился, нужно, чтобы Ваня или Наташа сказали мне: «Ах, Тритутик, Тритутик, зачем тебе этот глупый хвост?» А то так часто бывает: видят ребята какой-то недостаток у своего товарища, а сказать ему об этом стесняются…

«Надо будет завтра же сказать Тритутику: „Тритутик, Тритутик, зачем тебе этот глупый хвост?“» – в одно время решили и Ваня и Наташа и стали ждать, что будет дальше.

– Больше вопросов нет? – спросил Тритутик. – Тогда кто хочет высказаться?

Снова все застеснялись. И вдруг слово взял старый, позеленевший от невзгод игрушечный самовар с помятыми боками и отбитыми ручками. Он быстро вскарабкался ка подоконник по игрушечной пожарной лестнице и сразу начал:

– Друзья! Есть среди вас самовары?

– Есть самовары! Есть! – откликнулись голоса из разных углов комнаты. – А в чём дело?

– А в том, – говорит самовар, – что вы всеми силами старайтесь не попасться в руки моей хозяйке – Томе Наговицыной. Чем в её руки, лучше в печь, в мусорный ящик, в утиль! Вы видите, до чего ока меня довела за месяц? Нет, я не могу спокойно говорить! Я начинаю кипеть, я вот-вот распаяюсь!

Самовар всхлипнул, из него повалил пар, и если бы Тритутик не догадался перелить в него всю воду из графинчика, стоявшего на столе, то старый бедняга и в самом деле бы распаялся.

Потом взяла слово кукла. Она спросила:

– А можно так сделать, чтобы на нас всё время оставались этикетки и чтобы всякому было видно, сколько за него заплачено? За меня, например, уплатили столько, сколько за двадцать восемь тряпичных кукол. Даже дороже.

Тритутик сказал:

– Этот вопрос глупый и нехороший. Сядьте на место. Хвастать надо не тем, сколько денег на тебя тратится, а каков ты сам по себе. А ещё лучше совсем не хвастать.

Кукла села на место, надула губки и сделала вид, будто ей всё-всё неинтересно. А потом она увидела, что никто на неё не обращает внимания. Тогда она вскрикнула: «Ах, ах, ах!», сделала вид, будто ей дурно, и опять откинулась назад, чтобы все видели, что у неё закрывающиеся глаза.

И тут все сразу увидели, что она пустая задавака и думает только о себе. Её согнали с подоконника, а взамен посадили старого, но очень чистенького медведя, который до этого скромно сидел в самом заднем ряду.

Тритутик к нему обратился:

– Может быть, вы, Михаил Иваныч, скажете нам несколько слов?

Медведь ответил не сразу. Он подумал, потом, кряхтя, поднялся на задние лапы и пробурчал:

– Что вам сказать? Я очень стар. Мне уже пошёл четвёртый год.

Игрушки ахнули от удивления:

– Подумать только! Вы так прекрасно сохранились!

– А мне ещё и двух месяцев нет! – горестно прогудел Томин самовар.

– И мне!.. И мне!.. И мне!.. – застонали старые игрушки.

Стон пошёл по всей комнате.

«Хорошо ещё, что наши игрушки помалкивают», – в одно время подумали и Ваня и Наташа.

Но они напрасно радовались.

– А мне, – послышался голос из-под Наташиной кровати, – вчера только месяц стукнуло! А на что я стала похожа!

«Ай-ай-ай, как плохо!» – подумала Наташа и с головой залезла под одеяло.

– Вылезай из-под кровати! – кричали тем временем подарки. – Чего ты там одна, в темноте!

– Мне стыдно, – снова послышалось из-под кровати, – я без обложки!

– Вылезай! – продолжали кричать подарки. – Тебе-то чего стесняться! Пускай твоя хозяйка стесняется!

Из-под кровати на минутку высунулась, шурша порванными листами, грязная-прегрязная книжка и тут же снова скрылась в темноте.