Необыкновенные приключения юных кубанцев (СИ)

— Спешу, аж падаю! — скривившись в презрительной усмешке, дерзко отпаял тот, с ненавистью глядя ей в глаза.

— Это нужно не мне, а господину помощнику коменданта, — вынуждена была пояснить переводчица.

— Сморкаться я хотел на твоего господина! И на тебя тоже. Вот это видели? — Он скрутил две дули и, поскольку руки связаны назад, повернулся к столу спиной.

Подручный без перевода понял смысл сказанного, подскочил, врезал мальцу по шее. Тот качнулся, но на ногах устоял. Ольга Готлобовна, смягчив, перевела в том смысле, что арестованный, похоже, не совсем нормален. А ему заметила:

— Напрасно ты петушишься. Здесь не то место, где можно хорохориться и дерзить безнаказанно…

— Плевал я на ваши наказания! Так и переведи этому одноглазому козлу. И больше я не скажу вам ни слова. — Подросток демонстративно отвернул в сторону рябое, с фонарём под глазом, лицо.

— Отвечать на вопросы отказался… — пожала плечами переводчица.

— Вижу. Ничего, он у меня заговорит! Сегодня пощажу ваши нервы. К тому же, у меня срочное дело. Увести! — приказал подручному.

— Тут задержали ещё одного ублюдка. Тащить? — спросил тот.

— За что?

— Отирался у входа, сбил с ног одного из здешних болванов… я имею в виду полицая.

Пферд глянул на часы, поморщился, досадливо крутнул головой — видно, времени и впрямь было у него в обрез. Заметив недовольство шефа, адъютант, уже схвативший рябого за шиворот, спросил:

— Оставим на завтра?

— Я, возможно, займусь ими ещё сегодня. — К переводчице: — Я отлучусь, допросите без меня, заведите дело — и под замок.

Задержанным оказался юноша на вид лет семнадцати, крепко сбитый, развалистый в плечах, аккуратно одет. Держась несколько виновато, но уверенно, он пристально смотрел на переводчицу; та, похоже, тоже его узнала.

— Назови имя и фамилию. — Ольга Готлобовна положила чистый лист бумаги, приготовившись записывать показания.

— Кулькин Иван… Да вы меня должны знать: я с хутора.

Несколько смущённый таким приёмом, Ванько хотел приблизиться к столу. Немец сорвался с места, схватил за шиворот и снова оттащил на середину кабинета. Хотел связать руки, но переводчица остановила:

— Ганс, оставь его, он не опасен. Если хочешь, можешь пойти покурить, твоя помощь не понадобится, — предложила помощнику; но тот не вышел, встав на своё место у двери.

— Этот молодчик по-русски не знает ни слова, — притворно-назидательным тоном сообщила она Ваньку. — Делай вид, что отвечаешь на вопросы и держись скромно. Что ты делал возле комендатуры и почему напал на полицая?

— Я его, вобще-то, не трогал… Подошёл, смотрю себе на орла, что при входе — уж очень он у них грозный. Жду, у кого бы спросить, как найти вас. А он привязался: пошёл вон да пошёл вон. Отпихнул его чуть, а он возьми да упади. — Ольга Готлобовна делала вид, что записывает показания, а Ванько тем временем продолжал: — Пришёл узнать про Андрея. Он у вас был?

— Он, кстати, вёл себя осмотрительней — дожидался меня в стороне. Я вышла поздно, и ему пришлось заночевать у нас. Утром дочь пошла его проводить и домой не вернулась. Мы было решили, что Марта ушла с ним к вам погостить… Выходит, они исчезли оба. Куда — пока и сама не знаю.

«Помощник» проявлял излишний интерес к их беседе, и она не стала сообщать большего.

— Странно… — Ванько готов был усомниться, но сухой блеск глаз, тревога в словах убеждали. — Если что выяснится, обязательно дайте нам знать. Хотя… мне и самому ещё нужно как-то выпутаться…

— Тебе-то я помогу. Ганс, — обратилась к торчавшему в дверях истукану, — за этим подростком я не установила никакого криминала. Кроме пустяковой ссоры с этим, как вы выразились, болваном-полицейским, который упал, оступившись на ступеньках. Будь здесь господин Пферд, он бы его отпустил: парень отирался просто из любопытства!

— Шеф разберется! — отрезал тот. — Он приказал запереть и этого!

— Тебя ненадолго поместят в камеру, — пришлось объяснить Ваньку. — Я хотела отпустить прямо сейчас, но этот служака упёрся. Как только появится комендант — а он отлучился на час-полтора, — ты будешь освобожден, это я обещаю твёрдо. Не переживай, всё обойдётся!

Ганс втолкнул не сопротивлявшегося Ванька в небольшое полутёмное помещение, служившее каталажкой, — с одним окошком у потолка и довольно прочной дверью. Не успел он освоиться с сумраком, как кто-то схватил его за руку, спросил с хрипотцой:

— С допроса? Не били? За что сцапали?

— С допроса. Не били. А сцапали так, из-за пустяка.

— Они, сволочи, и за пустяк так отметелят!..

— Всяко может статься… — Ванько рассмотрел следы побоев на лице сокамерника. — А тебя за что так разукрасили?

— Давай сперва познакомимся. — Он стиснул Ваньку ладонь. — Меня звать Степан. Голопупенко, может, слыхал?

Ванько охотно ответил на рукопожатие.

— Ты чо это? Как клещами, — выдернул пальцы Голопупенко.

— Извини, Степа, не рассчитал… Меня зовут Иваном. А фамилии твоей не слыхал, я не станишный.

— Не наш, значит… А откуда?

— Считай меня своим, а откуда — долго рассказывать, — уклонился от полного ответа хуторянин.