Недалеко от Ленинграда находится крепость Кронштадт. Тридцать километров надо ехать до него по Маркизовой Луже. Но через две с половиной тысячи лет из Ленинграда в Кронштадт можно будет пройти, не замочив ног. Трупы диатомовых покроют Маркизову Лужу плотным и крепким грунтом.
Как видишь, эти крошки незаметно для человека меняют и самый вид земли.
Ну, а сейчас оболочки диатомей получат новое назначение. Выбирай-ка для своих колобков кошолки.
Карик задумчиво наполнил две корзиночки колобками и пошел следом за профессором.
Путешественники вернулись в энотеровую рощу. Они положили корзинки под деревом и растянулись в прохладной тени. Закинув руки за головы, они лежали, негромко разговаривая, но скоро оба стали зевать.
— Поспим, — предложил профессор.
— Спите, — сказал Карик, — а я постерегу вас.
Профессор заснул.
Карик лежал рядом и, слушая мерное дыхание Ивана Гермогеновича, думал о том, как обрадуется мама, когда он и Валя придут домой, и как она будет ахать, когда он, Карик, станет рассказывать ей про это удивительное путешествие.
Глаза Карика слипались.
Он повернулся на бок и заснул так же крепко, как и профессор.
Сквозь сон они слышали какой-то неясный шум и чьи-то тихие шаги, как будто к ним подкрадывался дикий зверь. Потом все стихло. И вдруг самый настоящий человеческий голос закричал громко:
— Ах, вот вы где? А это что же такое?
Иван Гермогенович и Карик открыли глаза.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
В розовом свете вечерней зари перед профессором и Кариком стояла Валя. Живая, настоящая Валя.
В руках она держала корзиночку-диатомею, внимательно рассматривая ее серебристые узоры. Она то подносила корзиночку к самым глазам, то поднимала высоко над головой и рассматривала ее, прищурив один глаз.
— Глядите, граждане! — засмеялся Карик. — Перед вами продолжение фильма «Девушка с Камчатки». Пропавшая девушка таинственно появляется на западном побережье.
Профессор ничего не сказал. Он только крепко прижал Валю к себе и молча погладил ее по голове.
Валя вывернулись из рук профессора и, протягивая ему корзинку-диатомею, спросила:
— Неужели вы сами сделали? Из чего это? И чем она так вкусно пахнет? Ее можно есть?
— Корзиночку нельзя, но булки, которые лежат в корзинке, можно, — сказал профессор.
— Тебе сколько? Две? Три? — спросил Карик, доставая колобки из корзиночки.
— Пять! Мне пять! — быстро сказала Валя.
Профессор и Карик засмеялись.
— Вот это называется проголодалась! — сказал Карик.
— Ничего, ничего! Пусть ест как следует. Да и мы с тобой закусим заодно. Хочешь?
— Это можно! — согласился Карик.
Путешественники сели в тени развесистого дерева.
Профессор поставил против Карика и Вали по корзиночке колобков и широким, гостеприимным жестом пригласил ребят к ужину.
Валя откусила кусочек колобка, пожевала и сказала:
— Очень вкусно! — И принялась уплетать колобки за обе щеки.
Профессор и Карик посматривали улыбаясь на Валю.
Карик подмигнул Ивану Гермогеновичу и с самым невинным видом спросил:
— А это правда, что в Москве жил человек, у которого был аппетит слона?
— Не слышал, — сказал профессор.
— А я слышал. Говорят, он съедал десять тарелок супа.
— И я съела бы! — сказала Валя, запихивая в рот большой кусок колобка.
Карик подтолкнул профессора локтем.
— А на второе — пятнадцать отбивных котлет.
— И я могу пятнадцать! — сказала Валя.
— И, наконец, после обеда он съедал двадцать компотов! — продолжал Карик.
— А я хоть тридцать!
Карик отодвинул от себя корзинку и вытер пальцы о лепесток.
— А потом этот человек подвязывал салфетку на грудь и говорил: «Ну, кажется, я заморил червячка, теперь, пожалуй, можно приступить и к настоящему обеду!»
— И я…
Валя протянула руку к восьмому колобку, но, дотронувшись до него, подумала немного и, тяжело вздохнув, сказала:
— Нет, я уже больше не хочу.
— Ну, а теперь, — похлопал Валю по плечу Иван Гермогенович, — рассказывай, как это ты ухитрилась попасть в цветок энотеры.
— А мы с Кариком вас искали… Правда, Карик?
Карик кивнул головой.
— Я ходила-ходила и вдруг захотела есть, а в лесу пахнет как в кондитерской. Полезу, думаю, на дерево. И полезла. А там ка-ак захлопнется и не пускает. Кричала-кричала, — даже у самой уши заболели.
— И плакала, наверное?
— Немножко… А потом заснула да так крепко, что даже ничего во сне не видела. А потом, слышу, кричат: «Валя, Валя!» Я хочу проснуться, но никак не могу!
— Ну, все хорошо, что хорошо кончается! — сказал Иван Гермогенович. — А чтобы нам снова не потерять друг друга, дайте мне слово, что теперь вы больше уже не отойдете от меня ни на шаг.
— Честное пионерское! — сказал Карик.
— Честное под салютом! — подняла руку Валя.
— Тогда — в поход! — весело сказал профессор. — В поход, друзья мои, в поход!
Путешественники забрали корзинки с колобками и пошли вдоль реки.