Немного успокоившись, родственники стали опять с любопытством оглядываться по сторонам. И тут же нашли новую причину удивляться.
— Неужели все эти люди евреи? — вдруг шепотом спросила бабушка.
— Да, — также шепотом поддержала ее мама, — вот столько народу вокруг, и это одни евреи?
— Ну, понятное дело, евреи, — громко сказала Рита. — Это же Израиль.
— Тихо, тихо, — они замахали на нее руками, — что ты так громко говоришь об этом.
— А почему об этом нельзя громко говорить? — теперь удивилась уже Рита.
— Ты же об Израиле говоришь и о евреях, а вокруг же люди, — громким шепотом сказала бабушка на идише, как делала всегда, когда хотела, чтобы никто не понял, о чем она говорит.
— Так мы же в Израиле, вы что забыли?
— Да, точно, забыли, — растеряно сказала мама.
— И на идише можете громко говорить, здесь многие говорят.
Но они еще долго не могли привыкнуть, и часто, когда Рита шла с ними по улице, то замечала, как они с удивлением рассматривают окружающих и на лицах их был написан все тот же вопрос, неужели все эти люди вокруг них евреи.
Что касается отчима, то у него был свой особый повод для беспокойства. Юра несколько раз замечал, что тот подходил к нему, как будто собираясь что-то спросить, но так и не решался. Наконец один раз он все-таки довел дело да конца. Отведя Юру в сторону, он набрал воздуха в грудь, как видно, для смелости и спросил — Юрка, ты уже сделал обрезание?
— Нет, конечно, — удивился Юра. — Зачем мне это?
— Как? — тоже удивился отчим, — а разве здесь не заставляют всех делать обрезание?
— Нет, конечно, хочешь, делай, хочешь, нет. А русским вообще не делают обрезание.
— Фу-у, — с таким облегчением вздохнул отчим, что Юре даже стало жаль его. Надо же, сколько времени человек переживал и готовился к самому страшному только потому, что стеснялся спросить.
Не обошлось и без других курьезов. Войдя к Рите и Юре в квартиру, мама и бабушка сразу принялись деловито осматривать содержание шкафчиков на кухне, потом посмотрели в холодильник, затем заглянули во все углы, и на их лицах явственно проступило неодобрение.
— Ну, что опять не так? — вздохнула Рита, глядя на их маневры.
— Я не знаю, как вы тут живете, — недовольно поджав губы, сообщила свое заключение бабушка. — У вас же нет никаких запасов.
— Каких еще запасов? — совершенно искренне удивились Юра и Рита, которые уже успели позабыть основные правила выживания в Советской стране.
— Как это, какие запасы, — возмутилась мама. — У вас же нет ни картошки, ни риса, ни круп….
— Никаких макаронных изделии, — подхватила бабушка. — А закатка? — уже в совершенном ужасе трагическим шепотом спросила она. — Вы что, ничего на зиму не закатали?
— Вот у нас, — снова вступила в разговор мама, — в каждом углу что-нибудь стояло. И везде я приклеивала записки с датами, когда это было приобретено. Поэтому я всегда брала то, что было куплено раньше, и у нас ничего не портилось.
— А зимой у нас постоянно были свои салаты, потому что мы все закатывали. И варенье свое. Вы что, уже все забыли? А мы же вам сто раз про все это говорили, когда вы уезжали. Да что вы смеетесь все время? Что такое смешное я говорю? — возмутилась бабушка.
— Действительно, — поддержала ее мама. — Бабушка дело говорит. Здесь же сейчас зима, а у вас никаких витаминов нет.
— Господи, ну что же вы за ерунду несете, — рассердилась Рита, которой надоели все эти причитания. — Юрка, перестань хохотать. Ты можешь им сказать, что здесь все фрукты и овощи есть круглый год, и никакие закатки никому не нужны.
— Как это все овощи и фрукты могут быть круглый год? — возмутились мама и бабушка. — Что вы за чепуху говорите. Ну, может быть, картошка, морковка и есть, а огурцы, помидоры, синие? А компот из чего вы варите?
— Так, все, — грозно объявил Юра, приходя на помощь сестре. — Завтра прямо с утра мы идем на базар, и вы убеждаетесь, что здесь всегда полно и овощей и фруктов. И вы можете сами выбирать на прилавке любые, которые вам понравятся, а не ждать, пока продавец насыплет вам какую-то гниль.
На несколько минут наступило растерянное молчание, потом мама неуверенно сказала:
— Так, наверное, это же очень дорого стоит фрукты и овощи зимой?
— Это стоит столько же, сколько и летом почти все по паре шекелей за килограмм.
— А шекель, это…
— Это ваш рубль, так что хватит плакать, завтра сами во всем убедитесь.