— Так за перевод не я брал, а переводчица, это, во-первых. А во-вторых, перевод они получили? Получили. Так на что же жаловаться? Она что должна была им бесплатно переводить?
— Да, здорово, — вырвалось у Риты.
— А то? — довольно сказал Вовка. — У меня все продуманно, не подкопаешься.
— А где же твоя переводчица сидит?
— В соседней комнате. У меня же здесь две комнаты, видите вон дверь. Только у нее есть еще отдельный ход из коридора, через него и заходят. Анкеты я сам составил, объяснил ей на иврите и английском, что там должно быть, она все вопросы перевела на финский, вот смотрите, как все профессионально сделано. В типографии заказывал, между прочим.
— А люди как с ней договариваются, ну что им писать там?
— Тоже немножко на иврите, немножко на английском. Тут, между прочим, почти все бывшие моряки, так что они на английском знают, как что называется, а она с английского легко переводит.
— Ну, ты даешь, — с восхищением сказала Рита. — Как ты вообще до такого додумался?
Юра промолчал, но видно было, что Вовкина смекалка и на него произвела впечатление. Вовка заметил это и весь расцвел. Столько лет его собственная мать и все соседи ставили ему в пример его друга как серьезного и разумного мальчика, который и учился прекрасно, и всегда был вежливый и такой воспитанный и порядочный, а вот он, Вовка, вечно глупостями занимался, с идеями какими-то ненормальными носился, а вот теперь пришло его время. Он всем еще покажет, вообще будет видно, кто в жизни лучше устроится.
— Ну, а если она начнет тебя подробно расспрашивать об этой финской компании, что тогда будет? — вдруг спросил Юра, которому все-таки хотелось обнаружить слабое место в Вовкиной афере. — Придется рассказать ей?
— Нет, что-нибудь придумаю, Финляндия страна маленькая, но все-таки она всех компаний не знает. А рассказывать ей нельзя, они же все там, блин, очень честные. Так что не поймет-с.
— Ой, точно не поймет, — подтвердила Рита, — Нас вроде воспитывали в духе морального кодекса строителей коммунизма, а самыми честными оказались они, проклятые капиталисты. Вот, Белла рассказывала, у них на курсе учителей есть одна англичанка, ей тоже, оказывается нужно диплом подтвердить. Так, когда они пишут контрольные, и учительница выходит из класса, все за книги хватаются, а она никогда. Еще и наоборот, их стыдит, что они это делают. И никогда никому не подсказывает, у них считается, что это нечестно.
— Знаешь, что я тебе скажу, — вдруг рассердился Вовка, — им там легко быть честными, у них все есть, и деньги, и все всегда было в магазинах. Поэтому они могут себе позволить быть честными. А заставь их покрутиться, самому все добывать, так я посмотрю, куда их вся честность денется. Или помрут, или приспособятся химичить как мы.
Вот на нее посмотри, она уже черт знает сколько времени не работает, а снимать здоровенную пятикомнатную квартиру у нее деньги есть. И вообще, она уже сколько лет по миру шляется, все объездила, на какие шиши спрашивается?
— А и правда, на какие? — заинтересовалась Рита.
— Так родители дают. Они, видите ли, обязаны это делать, так как у нее нервное потрясение, ее родители разошлись несколько лет назад, и мать вышла замуж за другого. Но разошлись, обратите внимание, тихо, мирно, цивилизованно, и все равно, она должна после этого восстановить свою нервную систему. И ее отчим отстегивает ей бабки беспрекословно, потому что чувствует себя виноватым, что нанес ей такой моральный ущерб. А вот интересно, если бы ей мордобой, пьянку, нищету, как там у нас, было бы у нее нервное потрясение или без него бы обошлась?
— Да, — вздохнула Рита, — у них совсем другая ментальность. Они нас поэтому и не понимают.
— Ну, так правильно, выходит, дядя Маркс нас учил, что бытие определяет сознание, — засмеялся Юра. — Вот мы и на практике это увидели.
— Да уж, — тоже засмеялась Рита. — Хотите я вам что-то смешное расскажу? Как раз по поводу. Белла как-то по дороге на курсы заскочила в магазин, а там детские китайские куртки лежат, красивые такие, яркие, легкие, но теплые, в общем, классные. Она, конечно, схватила Пашке самую красивую и счастливая поехала на занятия. Опоздала и пришлось ей сесть с англичанкой, с той никто из русских обычно садиться не хочет. Ну, Белла села, а радость же ее распирает, шуточное ли дело, такую вещь для ребенка отхватила. В конце концов, она не выдержала, вытащила под столом тихонько куртку, показывает англичанке и говорит, замирающим от счастья голосом:
— Смотри, что я в магазине купила.
Та смотрит на куртку и, понятное дело, не может понять, что же в этом такое особенное и о чем здесь вообще говорить. А Белла как дура продолжает ей рассказывать, как она зашла в магазин и увидела эти куртки, висящие совершенно свободно, представляешь? Это она англичанке говорит. В общем, так довела ее, бедную, своей курткой, что та, так ничего и не поняв, отдвинулась от Белки на всякий случай, а на перемене и вообще пересела подальше.