— Всецело верю вам, дорогой мой земляк, — отвечал ученый, энергично пожимая руку Синему человеку, — и постараюсь, чем смогу, быть вам полезным. Я пользуюсь здесь авторитетом и некоторым влиянием в официальных кругах и попытаюсь похлопотать за вас. Буду бороться изо всех сил, и, надеюсь, мы добьемся успеха. Не беспокойтесь! Избегайте любых волнений — это рекомендация врача. Полагаю, что все будет хорошо.
— Ах! Доктор, как мне благодарить вас за эти добрые слова, за участие и симпатию?
— Оставьте! Это так естественно. Вы больны… Вы — француз… Этого достаточно. А сейчас я пропишу вам успокаивающее. Повторяю: никаких волнений, они губительны для вашего здоровья. Пока вы рассказывали свою историю, цианоз достигал такой степени, что вы становились почти черным.
— Мои друзья уверяют, что это случается часто, когда я волнуюсь.
— Естественно. Темная кровь преобладает над алой…
— А это опасно?
— Лучше избегать подобных явлений. — Роже уклонился от прямого ответа.
— Если я правильно понял, мой синий цвет — результат болезни сердца?
— Возможно.
— Но, я слышал, вы говорили и о болезни легких…
— Пока трудно ответить точно, хотя шум в легочной артерии меня беспокоит.
— Но это всего лишь невроз[256]
… Впрочем, я так мало смыслю.— Это не слишком сложно, вы быстро усвоите. Сердце состоит из двух предсердий и двух желудочков, сообщающихся между собой. Понятно?
— В общем, да!
— Левая сторона сердца отвечает за артериальную, алую кровь, которая с помощью аорты поставляется во все артерии…
Профессор еще долго объяснял торговцу колониальными товарами все тонкости устройства человеческого организма. Мало-помалу его монолог перерос в диалог, Феликс задавал вопросы, затем принялся рассуждать вместе с доктором.
— Браво! Браво, дорогой мой! Вы с первого раза все поняли. Я счастлив, что мой урок физиологии[257]
понравился. В дальнейшем, думаю, мы продолжим. Будьте спокойны, отложите на время все заботы, отдыхайте.К Роже, выходившему из палаты, подошла монахиня и подала незаметный знак.
— Я к вашим услугам, сестра!
— Пришли два господина и желают видеть месье Обертена.
— Что это за люди?
— Секретарь английской дипломатической миссии[258]
и чиновник канцелярии.— Благодарю вас, сестра! Я сам поговорю с ними. К больному никого не пускать! Все посещения только в моем присутствии. Я предупрежу директора.
К счастью, Феликс не слышал этого разговора.
В приемной два надменных, безукоризненно одетых господина при появлении Роже поднялись с кресел. Тот, что помоложе, обратился к доктору:
— Мы явились с тем, чтобы допросить вашего пациента — Синего человека.
— Сейчас это невозможно, господа, — последовал сухой ответ. — Больной очень утомлен, и любые волнения ему решительно противопоказаны. Кроме того, он не является английским подданным, и потому я не вижу необходимости в его встрече с вами. Это дело французских властей.
— Месье, — прервал его англичанин, едва заметно повысив тон, — этот человек — подданный Ее Величества, его имя Джеймс Бейкер.
— Господа, — тоже повысил тон доктор, — этот человек — француз, его зовут Феликс Обертен.
— Месье, вы чересчур легковерны!..
— Не более, чем вы, месье. Здесь командую я.
— Вы стали жертвой интригана[259]
.— Это мое дело.
— Вы оказываете сопротивление правосудию.
— Я врач, а он больной… Правосудие подождет.
— Это ваше последнее слово?
— Решительно.
— Мы составим об этом официальный документ.
— Ваше право!
Врач и два посетителя попрощались так же холодно, как встретились. Англичане окинули доктора высокомерными взглядами и удалились.
— Поразительно! Эти люди везде чувствуют себя хозяевами. По-моему, одного повешения этому малому вполне достаточно!
ГЛАВА 2
Вернемся на несколько дней назад.
После получения двух телеграмм из Парижа на Феликса Обертена нашло полное оцепенение. Он находился в обмороке минут пятнадцать.
Беник заметил, что Обертен стал абсолютно черным и, — что еще хуже, — потерял сознание. Матрос тут же начал звонить по всем службам гостиницы. Жан-Мари вылил на лицо и шею Феликса целый графин воды и приказал растерявшемуся Ивону принести бутылку коньяка. Самое лучшее и сильнодействующее средство.
Наконец Феликс открыл глаза, узнал друзей, склонившихся над его изголовьем, и улыбнулся мальчику, который украдкой вытирал слезы.