Неодолимая любовь: Иранский романтический эпос

— Могучий черный лев однажды встретил на своем пути кроткую лань, загляделся на нее — и попал в ее силок! Я тот лев, которого заманил в сеть мускусный аромат Ширин, я тот огонь, что нашел прибежище от ветра в шатре ее кудрей, только в ней обрету я силу для битвы с другими хищниками.

Друзья встретили их признания одобрительными возгласами и рукоплесканиями, а сердца влюбленных от изреченных слов и от хмельной влаги, выпитой на пиру, запылали еще жарче. Хосров видел, как с каждой выпитой чашей любовь охватывает Ширин все сильнее, и обращал мольбы свои к ночи, умоляя ее не уходить. Луна сияла в вышине, прелестная подруга была рядом — чего еще желать? Однако Хосров, разгоряченный вином, стремился к обладанию… А тут и веселые друзья, утомленные дневными забавами и хмельным пиром, по одному стали покидать застолье, извинившись перед шахом. Даже виночерпиев сморил сон, так что Хосров и Ширин оказались наедине. Хосров отбросил прочь терпенье, отринул всякую мысль о Всевидящем Оке небес и подступил к луноликой красавице с пылкими уговорами, убеждая ее не терять попусту времени, испить до конца сладостную чашу любви.

Однако сладостная Ширин, хоть и ее также сжигало желание, томила страсть, помнила о своей клятве Михин-бану и отвечала мягко, но держалась твердо. Она говорила, что надобно подождать до свадьбы, отворачивалась, опускала взоры и отражала все пылкие и нежные уверения, отклоняла все мольбы влюбленного шаха. И чем дольше вели они этот любовный спор, тем больше кротость Ширин оборачивалась строгостью, здравый смысл гнал прочь от нее любовное опьянение и подсказывал, что прямодушием и искренностью ей не обойтись. Разум ей подсказывал все новые и новые причины для промедления, пока утомленный долгими препирательствами Хосров не заснул прямо посреди речи.

Но вскоре наступило утро, влюбленный государь пробудился — весь во власти вчерашнего хмеля, хлебнул еще вина, и страсть снова забродила в нем, забурлила с такою силой, что он протянул руку, схватил Ширин и вознамерился тотчас осуществить свои желания. Но находчивость не покинула красавицу и она сказала, отстраняясь:

— Остерегись, не надо горячиться! Ты собой не владеешь и меня хочешь опозорить? Разве так поступают властители и владыки? Да и не о том следует сейчас хлопотать шаху. Не лучше ли сначала позаботиться о царстве, о власти в нем? А уж тогда ко мне руку протягивать. Я не хочу быть твоей прихотью в изгнании: сначала верни себе трон, а потом и меня получишь.

И еще много обидных слов сказала Ширин Хосрову, понуждая его вспомнить о высоком предназначении государя. Эти справедливые речи уязвили гордость шаха, охватил его гнев, он одним прыжком вскочил в седло, рванул поводья Шабдиза и крикнул Ширин:

— Коли так — прощай, счастливо оставаться! Ни огонь, ни вода меня не остановят, любую преграду я преодолею! Напрасно думаешь ты, что я буду торчать здесь вечно, о, нет, как ярый слон помчусь я на врага, забуду о неге и мягких подушках. Ты надумала учить меня мужеству? Да это от любви к тебе я упустил из рук венец, в любви причина моих невзгод: ты поймала меня своим арканом, опоила огненным вином и еще твердишь: «Вперед на врага?!» Ну, я тебе покажу! Ты меня пригласила сюда, ты же и выпроваживаешь, — так тому и быть.

И он умчался прочь, ускакал на горячем гилянском коне в направлении Рума*.

Усмирение Хосровом мятежа и новое воцарение его в Мадаине

Угрюмый и мрачный, сердитый на Ширин, скакал Хосров по горам и долам. Чудо-конь под ним казался крылатым, отважные и верные витязи преданно следовали за ним, но ведь и у злодея Бахрама был меч и войско — поболе, чем у Хосрова, — и он наверняка выставил уже заставы и засады на всех путях-дорогах, со всех сторон обложил Парвиза… Однако же Хосров мчался не останавливаясь и вышел-таки к одному монастырю, в котором жил мудрый отшельник, дабы прибегнуть к его совету. Тот обратил проницательные взоры к светилам небесным, истолковал их положение и движение и открыл Хосрову, что ему предстоит и как надлежит поступить.

Во всем Хосров последовал его наставлениям: свернул он к морю, не замедляя хода, и гнал Шабдиза вдоль берега морского, пока не добрался до Константинии (так называли персы Константинополь), прибыл к кайсару*. Владыка Рума принял его доброжелательно: он тотчас стал вынашивать замысел, как бы повернуть приезд Хосрова себе на пользу, обратился к астрологам, к советникам своим. И придумал. Хоть и был кайсар ревностным христианином, но предложил Хосрову разделить с ним власть в Руме и скрепить этот союз женитьбой на кайсаровой дочери, прекрасной Мариам. А уж тогда они вместе отвоюют у Бахрама иранский престол. Хосров отказываться не стал. Обо всем договорились, всё обсудили, сыграли свадьбу, а там уж Хосров с братом кайсара, знаменитым полководцем, стали решать, прикидывать, как лучше рать вести, с какой стороны заходить, как войско строить.