Неоконченная повесть

Густая пыль висит над тихим нищим местечком. По ночам оно затихает совсем, слышны лишь редкие слабые звуки. В одну из таких ночей пришлось снова срочно вызывать Якубовича: Хана корчилась от болей в животе. Полусонный врач обследовал больную и тотчас же определил: выкидыш. Проклятый тиф убил первого ребенка Ханы и Шоэля. Всю ночь толстый Якубович не отходил от ханиной постели – и эта ночь была поистине черной в семье Горовец…

Но осталось позади и это, ибо с сотворения мира, как добрые, так и недобрые дни движутся лишь в одном направлении, и нет у них обратного хода. Да и сыпной тиф не вечен: после кризиса болезнь стала, в конце концов, отступать. Вот Ханеле понемногу приходит в себя, у нее уже появился аппетит, который усиливается с каждым днем! За больной самоотверженно ухаживают Фейга и Шоэль, а Йоэль продолжает тянуть трудовую лямку в столовой. На щеках Ханы проступает первый румянец, к ней возвращается жизнь вместе со всеми своими радужными надеждами.

Через какое-то время Якубович разрешает ей вставать, а вскоре рекомендует и легкие прогулки. Это значит, что опасность заражения миновала, и Мирьям может вернуться домой. А на дворе уже август; Шоэль выходит на работу, чтобы помочь отцу завершить ремонт. В одно прекрасное утро Хана почувствовала себя настолько окрепшей, что решила проводить Шоэля в столовую – ей так надоело киснуть дома! Напрасно отговаривают ее домашние, напрасно Шоэль пытается повысить голос – должна же она послушаться мужа? Разве не в его надежные руки передал Ицхак-Меир свою единственную дочь?

Но уговоры и запреты бесполезны – упрямица Хана добивается своего. В столовой она находит себе укромное местечко и, притулившись на скамеечке, наблюдает, как идет работа. Если честно, ее мало интересуют как ремонт, так и ремонтники – все, кроме Шоэля. Ей нужен только он, ее любимый муж, и Хана ходит за ним слабой бесплотной тенью – где он, там и она. И пусть волосы еще не отросли, а уши торчат, как у смешного ребенка, но к Ханеле уже вернулась ее прежняя улыбка, а это значит, что ласковый ветерок снова загулял по дому, наполняя его счастьем и светом.

Такова сила любви: лучше всяких лекарств поддерживает она Хану, дает ей крылья, помогает увереннее стоять на ногах. А иначе, с какой такой стати у больной вдруг появились особые, свойственные только здоровым, интересы? Впрочем, ничего в этом нет удивительного. Со времен сотворения мира женщин беспокоит одна и та же вечная забота: как бы выглядеть попривлекательнее! Разглядывая себя в зеркале, Хана испытывает огорчение и страх – голый череп, торчащие уши… – глаза бы не смотрели, честное слово! Правда, пока все эти тифозные «прелести» скрыты под платком.

По вечерам у них в доме снова собирается компания друзей. А иной раз все отправляются к Мише Зильберу-Каспи или гуляют в городском саду. Хана и Шоэль идут обнявшись, на голове у нее платок, зато на шее – все те же одесские бусы. Не забыты и мамины французские духи. Хана вскидывает голову, чтобы сказать «шалом»

ранним звездам. Багровое небо постепенно темнеет; вечерний ветерок играет с листвой, гладит гуляющих по щекам и летит себе дальше. Шоэль вышел без шарфика, и Хана заботливо застегивает воротник его рубашки, чтобы не простудился.

В дни нашей молодости мы также обычно собирались по вечерам, спорили до хрипоты, обсуждая всевозможные вопросы – начиная с того, кто был автором книги Зоар, и кончая законом о прибавочной стоимости и будущего, ожидающего еврейский народ в рассеянии. Много философствовали, но не забывали и заигрывать с девушками. Случалась, конечно, и любовь – порой взаимная, порой безответная.

В нашей компании возникла так называемая группа «интеллигентов», к которой принадлежал и я, автор. Нам казалось, что мы говорим только о самом важном, не теряя времени на пустые разговоры. Наши возвышенные и просвещенные души не терпели грубого отношения к любви, этому дару небес. Я вспоминаю девушку по имени Рохеле… Боже, как я грезил о ней по ночам, какие писал пламенные и глупые стихи, как густо краснел и заикался в ее присутствии! Помню, что это был крайний предел, переступить который мне не позволяла нерешительность благородного юнца. Рохеле так и не узнала о моих нежных чувствах и в итоге сблизилась с неким Пашкой – грубоватым парнем с впечатляющей мускулатурой. Какие мучительные терзания я испытывал, когда они вдвоем исчезали из общей компании!..

Но – довольно воспоминаний… – вернемся лучше к нашим халуцникам-первопроходцам. Почти все они днем работали, а собирались лишь по вечерам – как бы отдохнуть и вместе провести время. Однако за невинными прогулками и посиделками стояло совсем другое. По существу это была идеологическая подготовка к переезду в Страну. Хана и Шоэль тоже входили в эту группу, возглавляемую Мишей Зильбером-Каспи.