Неоконченное дело

Сидя затем вместе с ним в ожидании, я невольно подумал о том, насколько дело напоминает всем известные прецеденты. Мы находились не более чем в пятистах ярдах от Бейкер-стрит, где тоже когда-то ждали неизбежного звонка в дверь. И потому, когда миссис Биф просунула в дверь голову и сообщила, что первый заказчик как раз разглядывает сейчас с улицы номера домов, особого всплеска эмоций я не испытал.

— «Заказчик»! — зарычал Биф, как только жена вышла в коридор. — Пора бы ей начинать привыкать, что у нас не посетители и не заказчики, а клиенты. Вот верное слово.

Однако молодой человек, которого жена Бифа провела к нам, похоже, был первым «клиентом». Выглядел он лет на двадцать восемь. Стройный, светловолосый, с открытым интеллигентным лицом, одетый со вкусом, но неброско. Я порадовался, когда не заметил у него никаких нелепых украшений, какие вошли в моду у части современной молодежи, — значка в петлице, галстука с немыслимо сложным узором, сорочки вычурного цвета. Обычно все эти вещицы означали принадлежность данной персоны к выпускникам определенной школы или к сторонникам одного из политических движений. Биф тоже посмотрел на него оценивающе, а его первые слова удивили меня:

— А ведь мы с вами уже встречались прежде, сэр, — произнес он крайне любезным тоном.

— Неужели? — спросил молодой человек. — Что-то не припоминаю.

— Но непременно вспомните, когда я вам все расскажу, — сказал Биф, расплываясь в добродушной улыбке. — Вы не могли забыть того чемпионата по дартсу, когда вы с еще одним юношей играли в полуфинале против меня и Джорджа Уотсона. Я тогда закончил, набрав сто двадцать семь очков. Трижды по девятнадцать, два попадания в самый верхний сектор и два раза по пятнадцать. Славная получилась победа в тот вечер.

Мистер Питер Феррерс по-дружески кивнул:

— Да, конечно, теперь вспомнил.

— Но разумеется, — Биф сменил тон, давая понять, что готов перейти к делу, — вы пришли сюда не предаваться воспоминаниям о партиях в дартс, проигранных или выигранных. Чем могу быть вам полезен?

— Если излагать суть вкратце, — ответил молодой человек, — то вы могли бы спасти моего брата от смертной казни за убийство доктора Бенсона, которого он, конечно же, не совершал.

— Вот оно что. — Биф произнес эту ничего не значившую фразу таким тоном, словно уже все знал, но пока не хотел подавать вида, насколько хорошо информирован.

— Возможно, вы уже читали об этом деле, — продолжал Феррерс. — Газеты даже успели дать ему особое наименование. Они окрестили его «Сайденхэмским убийством».

— Лично я считаю величайшей несправедливостью, что газетчикам дозволено писать репортажи о реальных преступлениях, не так ли, сэр? По моему мнению, они занимаются браконьерством, отнимая хлеб у настоящих писателей, работающих в криминальном жанре. Вспомним историю с неопознанным таинственным торсом, случай со сгоревшим автомобилем и прочие реальные происшествия.

Ко мне вернулось чувство неловкости за Бифа, и я задумался, как воспримет его высказывание молодой Феррерс. Но Биф с невозмутимым видом достал огромных размеров блокнот, к каким пристрастился во время работы в полиции, и приготовился делать необходимые для расследования заметки.

— Мой брат жил в Сайденхэме. Его усадьба носит название «Кипарисы». Это один из тех огромных и мрачных особняков, какие строили для себя за пределами Лондона богатые горожане в Викторианскую эпоху. Мы оба воспитывались там с самого детства. Когда отец умер пару лет назад, брат решил остаться в том доме. Насколько я знаю, ему предлагала за него хорошие деньги одна из строительных компаний. Мне до сих пор непонятно, почему он не принял их предложения, поскольку дом холодный, неуютный, неудобный и уж слишком угрюмый, хотя у нас обоих многое связано с ним. Но брата всегда отличала повышенная сентиментальность, а потому он не пожелал бросить родительского гнезда. И вот вечером в четверг — то есть ровно две недели назад — он решил устроить там небольшую мужскую вечеринку, на которую пригласил доктора Бенсона, который был семейным врачом на протяжении многих лет. Он не мог присутствовать при нашем с братом появлении на свет, потому что ему самому едва минуло сейчас сорок пять, но с тех пор, как доктор открыл свою практику в Сайденхэме лет пятнадцать или двадцать назад, неизменно лечил от хворей и нашего отца, и нас самих. Очевидно, мне следует подробнее остановиться на наших отношениях, потому что они складывались не совсем обычно. Лично мне Бенсон никогда особенно не нравился. Я считал его человеком слишком нетерпимым к другим, а его манеры резкими и почти грубыми. Позади своего дома он построил небольшой спортивный зал, и, помню, когда мы еще были совсем мальчишками, Бенсон уговорил отца посылать нас к нему, чтобы боксировать. Мне казалось, он получал удовольствие, легко разделываясь с малышами. Но отец безгранично ему доверял, и это, как мне представляется, объясняло желание брата продолжать поддерживать с доктором дружбу.

— А что вы можете сказать по поводу его жены? — внезапно прервал его Биф, причем достаточно неучтиво.