Неоконченный портрет. Книга 1

В тот же день у входа в отель появились три сверкающих «кадиллака». Первая машина промчалась на несколько десятков метров дальше и, не сбавляя хода, скрипя тормозами, с шиком развернулась и перекрыла подход к отелю. Вторая остановилась вплотную к подъезду. Третья перекрыла дорогу к гостинице с противоположной стороны.

Всем обитателям отеля было приказано оставаться в своих номерах и не подходить к окнам. Однако все они, конечно, приникли к окнам, стараясь оставаться не замеченными извне.

Они увидели, как из второй машины выскочили двое военных в какой-то чужеземной форме, затем вышли еще двое — в штатском. Все они издали походили на негров. Один из двоих в штатском — седой, темнокожий человек — медленно, как бы с трудом преодолел несколько метров, отделявших его от входа в отель. Военные слегка поддерживали его под руки. Разумеется, никто из жильцов не знал, что это был президент Филиппин Серхио Осменья со своими адъютантами и личным врачом. Президент недавно перенес серьезную операцию.

Через некоторое время гости вновь появились у входа в отель, сели в ожидавшие их машины и уехали. Обитатели гостиницы бросились к портье, чтобы удовлетворить наконец свое любопытство. Портье с гордостью показал им чистый лист регистрационной книги, где филиппинский президент расписался, полностью указав свое звание, имя и зачем-то поставив после него имя своей матери.

Озадаченные жильцы долго гадали, каким образом и для чего оказался здесь заокеанский гость. В конце концов они пришли к выводу, что его приезд имеет некую связь с продолжавшейся американо-японской войной. Однако понять, зачем он приехал сюда, в Уорм-Спрингз, они никак не могли.

Правда, среди обитателей отеля распространился слух, что кто-то на днях видел Рузвельта в церкви. Но этот слух опровергался газетами, которые ежедневно печатали коммюнике и заявления президента, свидетельствующие о том, что он по-прежнему пребывает в Белом доме.

Рузвельт приказал хранить свой отъезд в глубокой тайне. Журналисты, сопровождавшие президента, обязались все свои сообщения о деятельности президента в Уорм-Спрингз помечать словами: «Белый дом, Вашингтон, Д.К.» то есть «дистрикт Колумбия» (федеральный округ, в котором находится столица Соединенных Штатов). Что же касается печатавшихся в газетах рутинных сообщений о президенте, то они были в необходимом количестве заранее заготовлены его секретарями и согласованы с ним.

Накануне того дня, когда Рузвельту предстояло встретиться с президентом Филиппин, он получил отличный подарок: из Белого дома ему сообщили, что Советский Союз денонсировал свой договор о нейтралитете с Японией.

Рузвельт радостно хлопнул в ладоши.

— Я всегда говорил, что на русских можно положиться! — сказал он Биллу Хассетту, который принес радостное известие.

— Насколько я знаю, мистер Черчилль придерживается иного мнения, сэр, — возразил Хассетт таким тоном, что нельзя было понять, осуждает он Черчилля или просто напоминает президенту о позиции британского премьера.

— К черту! — с раздражением воскликнул Рузвельт, но тут же изменил тон и заговорил спокойно, как бы размышляя вслух: — Сталин сделал смелый шаг. Не каждый решился бы на это в его положении. Ведь все его основные армии продолжают сражаться на западе. Что будет, если японцы истолкуют денонсацию договора как прямую угрозу со стороны Советского Союза и бросят свои войска, находящиеся сейчас в Китае, через Маньчжурию на север, к русской границе?

Немного помолчав, он добавил:

— Как можно говорить после этого, что Сталин не соблюдает ялтинские решения?..

В эту минуту президент осуждал себя за то, что еще совсем недавно поддался все-таки влиянию Черчилля, что на него все же сумели оказать известное давление правые газеты, которые он всегда презирал.

Вообще-то Рузвельт старался поддерживать хорошие отношения с прессой. Журналистам, аккредитованным при Белом доме, он постоянно внушал мысль, что они являются «элитой» и возвышаются над остальной пишущей братией. Если эта последняя все время нуждается в дешевых сенсациях, чтобы хоть как-то прокормиться, то корреспонденты, работающие при Белом доме, могут позволить себе роскошь писать правду и поддерживать усилия президента, стремящегося превратить Америку в страну благоденствия. Если тот или иной журналист получал повышение по службе и представлять его газету в Белом доме поручалось кому-нибудь другому, Рузвельт никогда не забывал выразить уходящему свое сочувствие. В присутствии других журналистов он говорил:

— Значит, покидаешь нас? Но не расстраивайся. Я убежден, что это временное понижение. Я верю в тебя...

…Рузвельт проклинал те газеты, которые не хотели видеть, что в Ялте ему удалось добиться главного — по основным вопросам поддержать лояльные отношения между Западом и Востоком. Эти газеты всячески пытались опорочить крымскую встречу.