Читаем Неоконченный портрет. Нюрнбергские призраки полностью

— Я его выкину! — воскликнул Рихард. — Мои родители чистокровные немцы!

— Ладно, ладно, — оборвал его Клаус, — веди себя осмотрительно!

Наконец людской поток вынес Рихарда на улицу. А там уже в разгаре была ожесточенная потасовка. Слышались выкрики: «Нацисты проклятые!», «Предатели Германии!», «Бей коммунистов!», «Фашистские палачи!», «Жидо-масоны!». Рихард порывался ввязаться в драку, но его удерживал то ли инстинкт самосохранения, то ли приказ Клауса.

Полицейские не пытались разнять дерущихся, они окружили их и, казалось, заботились только об одном: не допустить, чтобы в схватке приняли участие люди, сбегавшиеся со всех сторон.

Рихарда толпа вынесла за пределы полицейского окружения. Теперь он стоял в стороне, наблюдая за дерущимися. Время от времени перед ним мелькало окровавленное лицо Клауса. «Сейчас начнется стрельба!» — почему-то подумал он, прижимаясь к стене дома. Но никаких выстрелов не последовало. Кое-кто из участников схватки орудовал дубинками, велосипедными цепями, металлическими прутьями. Неожиданно к Рихарду подскочил Клаус.

— Проваливай отсюда! — крикнул он. — На параллельной улице стоит моя машина. Беги туда и жди меня!

— А как же ты? — спросил Рихард.

— Подчиняйся приказу! — гаркнул Клаус и снопа исчез в толпе.

«Приказу? — повторил про себя Рихард. — Не много ли он на себя берет?»

Вместе с тем какое-то шестое чувство подсказывало Рихарду, что Клаус играет здесь ведущую роль и ему надо беспрекословно подчиняться. Он дошел до ближайшего переулка, свернул на параллельную улицу и еще издали увидел машину Клауса.

До сих пор Рихард знал о столкновениях между неонацистами и их врагами лишь по газетам и письмам Клауса, но теперь он воочию убедился, что в Германии происходят настоящие схватки — вроде тех, о которых он читал в книгах, описывающих зарождение национал-социализма.

Прошло не менее получаса, прежде чем на улице появился Клаус. Вид у него был растерзанный, на лице виднелись кровоподтеки. Его сопровождали три рослых парня.

— Сейчас поедем! — сказал Клаус и, повернувшись к своим спутникам, отдал распоряжение: — А вы отправляйтесь по домам и приведите себя в порядок. Вечером я вам позвоню.

Он нащупал ключи от машины в кармане своих порванных брюк и открыл переднюю дверь. Ухватившись за руль, Клаус плюхнулся на сиденье, затем протянул руку к противоположной двери и потянул за рычажок на ней.

— Садись! — сказал он Рихарду.

Тот обошел машину, открыл дверь и сел рядом с Клаусом, который уже успел вставить ключ в замок зажигания.

Затарахтел мотор, и машина двинулась.

— Значит, митинг сорван? — с горечью в голосе спросил Рихард.

— Да, — угрюмо ответил Клаус. — Его сорвали социал-демократы и коммунисты. Впредь будем умнее.

Какое-то время оба молчали. Потом Рихард спросил:

— Куда мы едем?

— Отвезу тебя домой. Не забудь, — Клаус взглянул на часы, — через час с небольшим у тебя встреча с Гамильтоном.

«Дался тебе этот Гамильтон!» — чуть не вскрикнул Рихард. Было бы гораздо лучше, если бы Клаус заехал сейчас к нему, ведь у него столько вопросов!

Но Клаус был мрачен и неразговорчив. Рихард понимал, что его друг должен привести себя в порядок, промыть ссадины на лице, переодеться…

— Я позвоню тебе завтра утром, — сказал Клаус, когда машина остановилась у пансионата.

— Спасибо тебе! — взволнованно произнес Рихард, прежде чем выйти из машины. — Спасибо! Теперь я хоть представляю себе, как вы боретесь, какие трудности вам приходится преодолевать. Жаль только, что я сам не принял участие…

— Всему свое время, — прервал его Клаус. — До завтра!

Гамильтон

…Машина остановилась у многоэтажного серого дома. Шофер снова выскочил из машины, обежал ее и, открыв заднюю дверцу, сказал:

— Мы приехали, герр Альбиг. Я провожу вас.

Он быстрыми шагами направился к высокой застекленной двери. Едва поспевая за ним, Рихард окинул взглядом медные таблички по обе стороны двери. На них было что-то выгравировано по-английски, но у него не было времени остановиться и прочесть надписи.

Шофер по-прежнему шел впереди. Они поднимались по узорной металлической лестнице, устланной красной дорожкой. На площадке второго этажа Рихард увидел две массивные двери. Шофер услужливо распахнул дверь слева. Рихард последовал за ним по широкому коридору. Из комнат, мимо которых они проходили, доносились дробь пишущих машинок и стрекот телетайпов, слышались обрывки телефонных разговоров… Видимо, здесь находилась какая-то редакция. На дверях поблескивали медные таблички с английскими фамилиями, которые, конечно, ничего не говорили Рихарду.

Наконец они подошли к плотно закрытой двери, й Рихард ощутил какое-то странное волнение, когда на табличке, прикрепленной к двери, прочитал надпись: «Арчибальд С. Гамильтон».

Шофер открыл дверь и сказал с порога:

— Герр Альбиг к мистеру Гамильтону.

— Минуточку! — сказала девушка, сидевшая за большим столом. Она встала, шагнула к двери, обитой красной кожей, и скрылась за ней.

Несколько секунд спустя она появилась снова:

— Прошу вас, герр Альбиг, мистер Гамильтон вас ждет.

Она оставила дверь открытой и отошла в сторону. Рихард перешагнул порог…

Перейти на страницу:

Все книги серии Александр Чаковский. Собрание сочинений в семи томах

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза