Неоконченный портрет. Нюрнбергские призраки

Созыву «Большой тройки» предшествовала активная переписка между Рузвельтом, Черчиллем и Сталиным.

— Я думаю, что можно было бы уже закончить сеанс, не правда ли, миссис Шуматова?

Это сказала молчавшая до сих пор Люси Разерферд.

Рузвельт вздрогнул, как задремавший пассажир самолета, внезапно коснувшегося земли своими колесами.

Голос Люси вернул его в сегодняшний день из далекого путешествия в прошлое.

Он посмотрел на художнику, затем на Люси. Лучистые глаза показались ему непривычно строгими. На лице же Шуматовой было написано явное разочарование.

— Я понимаю, господин президент устал, — неуверенно проговорила она. — Но у меня как раз пошло дело с накидкой. Еще час. Ну хотя бы даже полчаса, — поспешно добавила она.

— Я думаю, вам следует отдохнуть, — на этот раз уже мягким, почти извиняющимся тоном сказала Люси. — Да и президенту тоже, — добавила она.

Шуматова вопросительно взглянула на Рузвельта, ожидая его окончательного решения.

При этом ей бросилось в глаза то, что до сих пор было как бы заслонено от нее привычным обликом президента — обликом, запечатленным на тысячах газетных и журнальных фотографий.

«Даже сегодня утром, когда он появился в этой комнате, — подумала художница, — он выглядел лучше, чем сейчас. Или мне это кажется? Нет, нет! Глубже обозначились морщины. Темнее и больше стали мешки под глазами».

Ее вдруг пронзила мистическая мысль: не отнимает ли она своим портретом то здоровое и молодое, что еще осталось в Рузвельте, не создает ли «позитив», оставляя реальному человеку лишь «негатив»?

Маргарет Сакли, одна из кузин президента, отбросила свое вышивание, другая, Лора Делано, неодобрительно взглянула на Шуматову.

— Люси права! — воскликнула она. — Даже мы, простые зрительницы, устали. А что же тогда говорить о президенте?

— Да, да, конечно, — несколько растерянно произнесла художница.

До сих пор молчавший Рузвельт откинулся на спинку кресла, высвободил руки из-под накидки, словно сбрасывая с себя незримые оковы, и сказал, не обращаясь ни к кому в отдельности:

— Пожалуй, вы правы. — Он посмотрел на часы и добавил, как бы оправдываясь: — Мне еще надо поработать. «Джефферсоновская речь» до сих пор не готова. И, скажу вам по секрету, в сегодняшней почте из Вашингтона немало вопросов, которые мне предстоит решить.

На изможденном его лице появилась улыбка, и он медленно проговорил:

— Будем считать, миссис Шуматова, что я похитил у вас, — он взглянул на часы, — минут сорок — пятьдесят. Торжественно обещаю вернуть украденное завтра.

Произнеся эти слова, Рузвельт громко крикнул:

— Билл!

Уильям Хассетт появился почти мгновенно.

— А теперь, друг мой, — сказал ему президент, — мы можем вернуться к неотложным делам. Тащи свое «белье», займемся стиркой. За примерное поведение я освобожден досрочно. Ну, что у нас там осталось?

Хассетт несколько растерянно обвел взглядом дам; потом вопросительно посмотрел на президента, словно сомневаясь в том, что должен отвечать ему в присутствии посторонних, и, поскольку Рузвельт выжидающе молчал, произнес:

— Из неоконченных дел, сэр, — «джефферсоновская речь» и ответ в Москву. Из новых — вопрос об отмене закона Джонсона и продовольственный. Кроме того, Объединенный комитет начальников штабов…

— Хватит, Билл, — прервал его президент, — нанимай «студебеккер» и грузи дела навалом. Нам и впрямь не справиться с ними за сегодняшний день.

В этот момент раздался голос Люси:

— Но я вовсе не это имела в виду, мистер президент. Я думала, вам следует отдохнуть и подышать свежим воздухом.

Рузвельт перевел взгляд с Хассетта на Люси. И прочел в ее глазах мольбу.

«Господи, до чего же я туго соображаю! — подумал он. — Люси просто хочет побыть со мной, ведь мы хоть и рядом, но так редко бываем вместе без посторонних!.. Если бы она знала, что переутомление — всего лишь предлог! Ведь я согласился поехать в Уорм-Спрингз, согласился на это мучительное позирование только ради того, чтобы побыть с ней… Но я обманул ее ожидания».

— Хассетт! — резко произнес Рузвельт. — На сегодня работа отменяется. Миссис Разерферд права, мне надо сделать хотя бы несколько глотков свежего воздуха. Так нельзя… Я поеду на прогулку. Ненадолго. Скажи Рилли, чтобы позаботился о машине и… обо всем прочем.

Последние три слова Рузвельт произнес явно нехотя. Он сказал «я поеду», но всем было ясно, что поедет президент вдвоем с Люси. А неизбежное упоминание о Майке Рилли означало, что они будут незримо окружены охранниками. Но тут уж ничего не поделаешь…

От Люси не укрылся чуть укоризненный взгляд, который бросил на нее Хассетт.