Неонигилизм

А оторвавшись от анархизма, и все-таки цепляясь за него ручонками — от родителей по наследству получил инстинкт — он покатился по наклонной плоскости и сам себя изжил и проживает последние анархические ресурсы, чтобы выявить во весь свой рост, если не обывательские интересы, то интересы копейки и минуты — больше получить, меньше работать.

Этим самым он далеко отшвырнул от себя „коммунистический“ идеал, но ниточкой еще связан с ним, а в „практике жизни“ докатился до программы минимум, т. е. до определения степени возможных завоеваний трудящимся в каждый данный момент.

Но нитка без сомнения будет порвана самой сущностью „массового“ движения, которое не может быть иным как только, хотя и с гигантскими шагами, но повседневно-постепенным.

Приемлемость мира — вот их идеология; приемлемость с „прямым действием“ и с выигрышем от действия, а последнее может быть только поссибилистичным.

Одинаковость в идеалах, но полную противоположность в методах с синдикалистами представляют собой анархо-коммунисты.

Коммунисты не вполне исходят из „принципа“ „масс“, они базируют на личности, но не отрицают значения за стихийным бунтом толпы и разжигают его Они хотят использовать настроение в массах для создания и осуществления коммунистического идеала, но так чтобы массами не почувствовалось оскорбление, они хотят совместить индивидуальную разнузданность, бунт, со стройной степенностью толпы.

Они в противовес синдикалистам, понимают, что массы не доросли до анархического коммунизма, но они не собираются потакать ей в повседневной борьбе — всегда и всюду их задача толкать вперед без перерывов, без интервалов с грошовыми завоеваниями посредине.

Они не хотят санкционировать побед массы, зная, что эти выигрыши не всегда ведут к последней победе; зная, что масса хочет, после дня битвы, отдохнуть, а ведь это смерти подобно, а ведь сами они неукротимые революционные perpetum mobile.

Стоя на грани между коммунизмом и синдикализмом они находятся в положении неустойчивого равновесия принципов и увлекаясь общим массово-революционным потоком, стирают свой индивидуализм, забывают о личности и ее чаяниях и попадают на цугундер той же массе и делают, вопреки собственному желанию синдикалистское дело.

Синдикалисты — это люди допускающие в принципе компромиссы и не стесняясь признаются в этом; коммунисты же, закрывая перед практикой жизни глаза и не признавая ее разумом, отрицают компромисс, но они льют воду, одни по собственному желанию, а другие вопреки ему, на синдикалистскую мельницу.

Кому из коммунистов, это общая линия схождения с синдикалистами, стала ясна, идет к массовикам синдикалистам, или, бросается и отдается индивидуализму, не порывая окончательно с idee ficse анархистов — будущего обетованного эдема.

Должен здесь заметить тем, кто замечать не хочет, что я пишу, критикую и анализирую индивидуализм, имею в виду только индивидуализм анархо-революционный, а не буржуазнозоологический или либеральный, о котором чаще всего толкуют, не только социалисты, но и анархисты, особенно те, кто хочет сбить и задеть своего противника не логикой мысли, не доводами аргументов, а....... бычачьим остроумием.

———

Три попытки о которых я говорил выше, анархо-революционного творчества разрушения, имевшие место в истории анархической мысли, переплетаясь иногда между собой во всевозможных сочетаниях и цветах, наконец, на наших глазах вылилась, хотя не в совсем новую теорию, но в нечто столь своеобразное, что за автором ее, на страницах наших анналов будет оставлено особое место.

Это теория, по удачному выражению, определена уже как „теория пустоты“ и сказано очень метко.

Желая создать „единый анархизм“ светящий тремя гранями бытия — коммунизмом, синдикализмом и индивидуализмом, творец этой доктрины и в применении на практике и по нашему убеждению, действительно оставил от анархизма пустоту.

Это течение слывет, в анархическом мире, как движение анархистов массовиков и его взяли под свое покровительство так называемые „набатовцы“.

Трудно указать, что появилось раньше — „набатовщина“ или „единый анархизм“, — быть может они одновременно породили друг друга, но теперь они стали синонимом и расколоть их, не убивая обоих, нельзя.

Но история последних дней, если не олетаргила их, то безсомнения, нанесла им смертельную рану.

Как долго протянется агония, сказать трудно; можно думать, что с кончиной махновщины, наступит конец и нм и к этому движению я теперь перехожу.

Коснуться анархо-махновско-набатовского течения я здесь могу только отчасти, так как оно требует специальных, больших работ и лишь после того, когда вся картина предстанет перед нами полностью, — а этого мы еще сделать не можем за отсутствием сырого материала.

„Единый анархизм“ почувствовав под собой возможность реального осуществления в царство Махно, соприкасаясь с действительностью превратился в социализм — о чем ясно говорится в „проэкте декларации революционной повстанческой армии Украины“ (махновцев).