Неоновые росчерки

Её улыбка сползла с губ, когда она перевела взгляд на меня. Я смотрела на неё с кроткой настороженностью.

— Пока Алина не слышит, расскажи-ка во что опять вляпался мой муж, — проговорила Рита.

Я помешкала. Я хотела соврать, преподнести все в гораздо менее мрачном и опасном свете.

Ага, как же! После того, как за нами гонялись и стреляли в нас, Рита не поверит мне, если я начну принижать уровень грозящей ей и Алине опасности.

Да и под требовательным неумолимым взглядом Риты я, честно говоря, всё равно не смогла придумать никакой более «лёгкой» версии. И я, с обреченным видом, нехотя рассказала.

Разумеется, то что знала сама и, все-таки, стараясь опустить самые неприятные подробности.

Но Рите хватило и этого.

— Это уже не в первый раз, — со слёзной горечью произнесла она, глядя далеко перед собой.

Жена Стаса грустно и, одновременно, зло усмехнулась.

— Он ведёт дело, вляпывается в очередные неприятности, ему начинают угрожать и нам, с Алиной, вновь и вновь приходиться бежать!

Я слушала молча, не смея перебивать. Я ощущала, как воздух в машине уплотнился для меня настолько, что, казалось, был осязаем. Салон автомобиля был переполнен колеблющимися и перемешивающимися между собой воспоминаниями Риты. Они походили на перекрывающие друг друга отрезки кинопленки. Тускло светящиеся и наполненные урчащими, булькающими и пульсирующими звуками. Я была готова к этому — эмоциональный всплеск любого человек, всегда провоцировал выброс целой плеяды воспоминаний. Чаще всего травмирующих и страшных либо счастливых и наполненных восторгом. Это всегда воспоминания из двух крайностей: очень неприятные, печальные, страшные или очень добрые, теплые и нежные. Первые, как правильно, я вижу намного чаще. Люди помнят зло намного дольше, чем счастье и радость. Они чаще ненавидят, чем благодарны. В этом их слабость и проклятие.

Я закрыла глаза и позволила вьющемуся вихрю пережитых Ритой дней хлынуть в мое сознание…

Их было так много, они были наполнены такой смесью ярких противоречивых чувств, что я задыхалась под их тяжестью.

Я увидела счастливые дни рождения маленькой Алины. Куча друзей, родственники из городов России, где новый год встречают на два-три часа позже, чем в Москве. Я увидела, как веселились гости, как сыпали пожеланиями маленькой Алине и Рите. Но обе, дочь и мать, жена и ребенок, то и дело поглядывали не единственный пустующий стул за столом. Там должен был быть Стас. Там было его место. Но раз за разом, второй, третий, четвёртый… Это место пустовало. Каждый раз, каждый праздник, будь то день рождения, Риты или Алины, будь первое сентября, детский утренник, приезд родителей Стаса или Риты, Пасха или Новый год… Раз за разом, снова и снова, его не было рядом, рядом с теми, кому Стас, наверное, был нужнее всего.

Я видела, как маленькая Алина допоздна, каждый раз, когда Стаса обещал ей провести выходной вместе, упрямо ждала его. Я увидела, как обнимая свою мягкую игрушку, с которой спала, она не переставала лелеять надежду, что папа придёт, что он хотя бы почитает ей, что пожелает ей спокойной ночи и поцелует.

Я видела, как Рита утро за утром просыпалась в холодной постели. Без него, без его тепла, без его запаха, без его ласковых прикосновений.

Стас, я знала, старалась бывать с семьёй почаще. Он знал, как мало времени, на самом деле, проводит вместе с ними. Но он, теперь я знаю, даже не догадывается как мало его было всегда для Риты и Алины. Как часто обе они, Алина и Рита, мечтали, чтобы он просто был рядом. Чтобы обнял, прижал к себе, развеселил доброй шуткой или утешил, когда на сердце паршиво и тяжело. Но вместо него была лишь немая и холодная пустота.

Стас в эти секунды, в эти невероятно долгие минуты, бесконечные часы и дни, был далеко. Он был рядом со своими операми, рядом с жертвами убийц, рядом с этими убийцами и… рядом со мной.

Каждый раз, когда его ждали больше всего, когда надеялись и даже, втайне, мысленно молились он не приезжал.

Лишь под утро, рано-рано, через несколько дней, уставший и угрюмый, Корнилов возвращался домой. И на следующий день он спал слишком долго, и просыпался лишь под вечер.

Да, у Риты были и счастливые воспоминания со Стасом. Когда они втроем ходили в кино, в зоопарк, просто погулять или в какой-нибудь ресторан. Но этих воспоминаний было так ничтожно мало, а сладкий привкус от них так быстро рассеивался и растворялся, что они казались Рите чем-то очень далеким невероятным и полупризрачным.

Я видела, как они плакали ночами, Рита — на кухне, а Алина — в своей спальне, украдкой, тихо, укрывшись одеялом.

И глядя на эти моменты из жизни Риты, на эти угрюмые, сливающиеся в серости одиночества и наполненные обманутыми ожиданиями, дни, я понимала. Я понимал её. Я, всё равно, была на стороне Стаса, но теперь я почувствовала и прожила всё то, что вынесла Рита. Всё то, что медленно толкало её к решению, от которого она тщетно бежала последние несколько лет.

На одно из очередных восьмых март Рита, даже, сама себе купила цветы и подарок Алине, подписав его от имени Стаса.