Из вышесказанного очевидно, что максимум функции интегральной свободы общества не совпадает с максимумом функции качества жизни и, если мы хотим максимизировать именно последнюю, то придем к еще большим ограничениям на отдельные свободы, чем исходя из критерия интегральной свободы.
Строго говоря, для того, чтобы утверждать существование максимума целевой функции, нужно доказать ее ограниченность в области ее существования. Не ограничивая области существования, этого нельзя сделать, так как трудно себе даже представить, какие улучшения качества жизни могут в принципе быть в будущем. Однако, если мы ограничимся современными условиями жизни общества или имевшими место в прошлом и примем фиксированными параметры душевно-духовного уровня, свобод, не связанных с моральными ограничениями, и т. д. (что и оговорено), то ограниченность целевой функции становится
очевидной: рая на земле пока что не построено и не предвидится.
Напомню, что есть две целевые функции, выражающие качество жизни: одна, построенная на соизмерении всех входящих в нее компонентов через внутреннюю природу человека, и, другая - через его сознательное отношение. В дальнейшем, говоря об оптимальной этике и не оговаривая специально, которую функцію я имею в виду, я буду подразумевать ту, которая соответствует внутренней природе человека. Кроме того, как известно из математики, оптимум может быть не единственным и бывают локальные и глобальные оптимумы. Поскольку это не влияет в принципе на те выводы, которые я хочу получить, то я ограничусь предположением единственности оптимума.
Из установления факта существования оптимальной этики не следует, конечно, что оптимальная мораль обязательна для общества, иначе оно погибнет. Также почти не следует пока что, как реально вырабатывается и изменяется мораль. Однако следует, что жизнь общества, при прочих равных, будет лучше или хуже в зависимости от того, руководствуется ли общество оптимальной моралью (или близкой к ней) или моралью, далекой от оптимальной. Это рассмотрение уже опровергает свойственную экзистенциализму предпосылку о полной произвольности этических норм и отсутствия в них какой-нибудь объективности. (Посылка эта вытекает из теории познания экзистенциализма (см. Вступление) и подтверждается практическим отношением его представителей, включая, вождей и теоретиков, к этике. Так, например, Сартр и иже с ним добивались в свое время освобождения уголовника, убившего двух старух и написавшего книгу, цинично повествующую о других его преступлениях. Причина такой «заботы» была в том, что писатель-уголовник провозглашал общие с экзистенциалистами принципы: безграничная свобода, включая свободу преступления и относительность или необязательность морали).
Мы пришли к выводу о существовании оптимальной этики, отправляясь только от рассуждений о принципиальной возможности построения функции качества жизни, но совершенно не строя ее. Если бы мы могли формально построить ее, то могли бы и вычислить этот оптимум, но, как уже сказано, отсутствие возможностей количественного измерения входящих в нее параметров не позволяет нам этого. Не мешает, однако, так сказать, пощупать эту функцию, т. е. представить какого рода параметры, помимо этических, входят в нее и как они связаны, хотя бы качественно, с этическими. Это поможет ответить на вопрос: в какой степени оптимальная этика устойчива и в какой изменяема, в связи с изменением условий жизни общества и самого человека, и на вопрос: как вырабатывается реальная этика.
Итак, какие параметры, помимо этических, должны входить в нашу модель? Во-первых, это параметры, задающие объективную природу человека, поскольку именно она является основой возможности соизмерения различных компонент нашей целевой функции. Во-вторых, это должны быть параметры, обусловленные природой человеческого общества вообще, и его конкретным устройством в частности. В-третьих, это окружающие человека природные условия жизни на земле, а также условия, сотворенные и творимые самим человеком, среди которых, прежде всего, - количество и качество материальных благ.
О каких свойствах внутренней природы человека идет речь, хотя бы примерно? Это потребность в свободе, но также и потребность в человеческом общении, которая присуща человеку с самых древних краманьонских времен, с вытекающими из этой потребности ограничениями на свободу. Причем под потребностью общения я имею в виду не только утилитарную потребность взаимодействия при поимке мамонта или реализации современного производства, но и потребность в общении вообще, потребность в принадлежности к некой человеческой общности и потребность в эмоциональном взаимодействии с другими людьми, каким бы примитивным или высококультурным это взаимодействие не было: от коллективных прыжков и гугуканий вокруг костра, через бутылку водки на троих и до сопереживания при восприятии высочайших произведений искусства.