Неостывший лед

Шли мы недолго, и вдруг позади раздался громкий и оглушающий звук, как будто упало огромное дерево. Мой светлячок взметнулся вверх и пропал среди еловых веток. Я замерла, потому что звук, испугавший меня, приближался, как будто позади меня падал целый лес. Я вжалась в ствол дерева, прекрасно понимая, что оно не защитит. Шум все приближался, и наконец я поняла, что все происходит не на земле, а наверху. Я подняла голову вверх и увидела над собой силуэт огромной птицы, которая сверкала в свете звезд теплым свечением. Приглядевшись, я поняла, что это не звезды освещают ее, а тысячи светлячков, летевших рядом. И только когда я успела разглядеть хвост, я осознала, что это никакая не птица. Это — дракон. И он летел совсем низко над деревьями, задевая хвостом их крону.

Все произошло слишком быстро. Я даже не успела как следует удивиться этому открытию, потому что дракон летел быстро, и одна из веток, отлетевшая от его хвоста, сильно ударила меня по голове. И дальше вместо свечения и звезд я вновь увидела одну лишь темноту.

Выйдя из этой темноты, я оказалась в своей кровати, не понимая, почему запах хвои, который преследовал меня весь мой долгий сон, исчез. Я пошевелила ногами и потянулась, чтобы проснуться окончательно. Свет, падающий из окна на мою кровать, был нежно розовым, таким, какой бывает при закате. Значит, я провалялась в кровати… Стоп! А как я сюда вообще попала? Последнее, что я помнила, была тяжелая ветка, летевшая на меня сверху. Я потрогала свою голову, и действительно было очень больно касаться лба. Все-таки ветка прилетела, куда надо.

Я поднялась с кровати и доплелась до ванной комнаты. Представ перед зеркалом, я поняла одно — выглядела я не слишком хорошо, и это было совсем мягко сказано. Спутанные волосы, бледное лицо, а под глазами синяки. Сейчас я и вправду была похожа на северянку. Даже цвет моих глаз, такой же, как и у папы, подтверждал этот факт. У всех южан цвет глаз представлял собой все оттенки коричневого. Но темно-зеленый тоже был близок к коричневому, так что я сильно не переживала по этому поводу.

Я кое-как привела себя в порядок и вернулась в спальню. Запах луговых трав окружил меня. Экберт стоял, сложив руки на груди и смотрел в окно.

— И давно ты здесь стоишь? — тихим голосом спросила я у брата.

— Наконец-то ты пришла в себя!

— Ру вернулся домой?

— Нет.

— А как вообще я оказалась дома, а не… — я замолчала, не договорив.

А что знает Экберт? И кто же меня нашел в Лесу?

— Рой нашел тебя, хотя все должно было быть как раз наоборот. Мы все искали его, хотя надо было тебя… Леона, ну почему с тобой столько возни?

Я проигнорировала замечание Экберта. Рой в очередной раз спас меня, и я мысленно послала ему все слова благодарности. Я невольно коснулась лба и поморщилась.

— А что он еще рассказал?

— Лучше расскажи мне ты.

— Рой побежал за Ру, но так и не догнал. А я искала его вдоль берега реки…

Я бросила на брата осторожный взгляд и поняла, что врать бесполезно.

— Ты знаешь, да?

— Что знаю, Леона?

Издевается! Ну почему старшие братья всегда общаются с младшими сестрами в таком высокомерном тоне?

— Экберт, перестань так со мной разговаривать!

— Так это я должен перестать? — Брат заходил из стороны в сторону. — Опять была в Лесу! Мы тебя полночи искали! Ты вообще понимаешь, что ты наделала?

— Нет. Может, наконец, объяснишь?

Экберт резко остановился у моей кровати и посмотрел на меня, оценивая мою решимость узнать правду.

— Я не уверен, что это правильно. Давай дождемся мамы. Она ушла за целебными травами для тебя и скоро вернется…

— Ну уж нет! Расскажи мне ты!

Разве я могла упустить возможность узнать причины постоянных переглядываний мамы с братом? Нет, я все равно раскрою эту тайну.

Экберт прикрыл окно и глубоко вздохнул, прежде, чем тихо произнести:

— Наш папа северянин.

— Что?

Я присела на кровать, потому что ноги больше не могли держать меня.

— Погоди… Но как? У него волосы были темные и глаза…

— Цвета оливы? — насмешливо спросил Экберт.

— А имя? Имя Реон начинается на нашу букву!

Все имена южан могли начинаться только на те буквы, которые нам разрешили северяне. Двести лет назад их Главному не нравились всего пять букв: Б, Р, Э, М и Л. Поэтому все наши имена до сих пор начинаются только на них.

— Он поменял всю свою жизнь ради мамы…, — порывисто произнес Экберт. — Неужели ты думаешь, что он не мог взять себе новое имя?

— А волосы? — спросила я, понимая несусветную глупость вопроса.

— Красит.

Я замолчала. Папина внешность была далека от среднестатистического южанина, но я даже подумать не могла о том, что он может быть северянином. Папа всегда был красив и статен, любил природу и ненавидел грубость и хамство. В детстве я обожала слушать его истории о путешествиях, о Крайнем Севере, где везде только лед, о Побережье, где море ласкает песчаный берег, о Пустыне, в которой есть оазисы жизни. Я думала, что часть его историй полнейшая выдумка, но теперь поняла, что ошибалась.

— Экберт, а разве так можно? Я еще никогда не слышала, чтобы южанка была вместе с северянином и наоборот.

Брат посмотрел на меня, как на маленькую девочку.