Следующие несколько часов стали самыми неожиданными и трудными в моей жизни — я бегала, прыгала, перелезала через препятствия, падала без сил, поднималась от окрика «Ольга-се, вставать!» и снова бежала, прыгала, перелезала...
Комната Машэ стараниями Всёли превратилась в довольно большой участок леса со всеми неровностями и особенностями почвы настоящего леса. Мне даже казалось, что это просто не комната, а место, которое Всёля то ли похитила из какого-нибудь настоящего мира, то ли вырастила сама. И, конечно, из такого места получился хороший полигон. Втайне я радовалась, что комната хоть большая, но собственным водоёмом не обзавелась.
Когда я в который уже раз свалилась лицом в траву, ощущая неповторимые вкус и запах зелени, земли и грязной лужи, снова подумала о счастье сухопутных пробежек. И подумала, видимо, недостаточно тайно, потому что жизнерадостный голос Всёли сообщил:
Я содрогнулась — сквозь гул крови с окончанием этой фразы моих ушей достигла другая, сказанная ласковым мяукающим голоском Машэ:
— Ольга-се вставать. Богиня стать сильной!
И я встала.
Никакой богиней я не была. Я чувствовала себя загнанным стражником, отжатым до последней капли. Но зато паника ушла, да и мыслей никаких, кроме: «Когда же это закончится!» — в голове не оставалось. Остатки страха ещё жили в душе: я слишком хорошо помнила то, как было плохо, и я вставала и двигалась, шла, бежала, ползла вперёд, чтобы вытрясти, растерять по пути ужас, пережитый во сне.
Не знаю, прошло ли уже полчаса, да и забыла я о словах Всёли, но, пытаясь добраться до стены комнаты, искусно оформленной под густую чащу, чтобы спрятаться там и посидеть или хотя бы постоять, прислонившись к дереву, я набрела на пруд. Рассветные сумерки, которыми нас встретила комната Машэ, уже сменились ранним солнечным утром, и вода пруда слепила глаза розовыми бликами. Над поверхностью стелился лёгкий туман, будто воздух был холоднее нового водоёма.
Я склонилась над водой, упёрлась руками в грязные колени и глядела сверкающую гладь, тяжело дыша.
— Ольга где? — послышался тоненький голосок из зарослей за спиной.
— Машэ, ты плавать умеешь? — хрипло крикнула, чуть повернув голову в сторону.
— Плавать? — удивление в мяукающем голоске смешалось с изумлением и непониманием.
И я быстро сдёрнула с себя измазанную, порванную до лохмотьев ночную сорочку и вбежала в воду. Дно на третьем шаге резко ушло вниз, и я нырнула.
А когда вынырнула, у берега, порождая фонтаны брызг, тонула моя юная учительница.
— Машэ!
Я ринулась к ней, за несколько сильных гребков оказалась рядом и с большим трудом вытащила кашляющую девчонку на песчаный берег – она оказалась на удивление тяжелой. А ещё ужасно неудобно было удержать её в воде, скользкую и мокрую, — волос-то не было, чтобы вытащить.
Машэ подняла ко мне мокрое лицо с виноватой улыбкой.
— Ольга-се опять спасла Машэ — Машэ отрастит волосы!
Я сжала губы и молча обняла мокрую девчонку, а она — меня.
—
Свежий утренний ветерок быстро выстудил мокрую одежду и заставил нас двигаться.
— Пошли в душ, будем греться, — сказала и провела рукой по едва заметным колючкам на голове моей гостьи. — И спасибо тебе, Машенька. Помог твой способ.
Она улыбнулась ласково и погладила мою ладошку своими тонкими пальчиками.
— Маленькие вперёд! — скомандовала я, и пока она мылась в моём душе, приготовила согревающие напитки из трав и алкоголя и поставила на маленький столик в приёмном зале.
А когда и я, приняв душ, вышла туда из своей комнаты, Машэ смотрела на экране «ролики». Выбор Всёли показался мне странным, да и реакция Машэ удивила — она застыла с надкусанным куском лепёшки в одной руке и горячей чашкой — в другой, а всё потому, что на экране двое закованных в толстые кожаные панцири мужиков дрались на ножах.
—