— Тебя тут ждут. Твой отец ждёт тебя и твоя мать. Они плачут от нетерпения: где наш мальчик? Где наш сынок? – то ли шептали мои губы, то ли накатывались на мягкий песок волны. — Они хотят увидеть тебя, обнять. Давай попробуем увидеться с ними?
Под моими ладонями не чувствовалось ни малейшего движения. Хотя, чему удивляться? Ему там так тесно сейчас… Но отклик был — казалось, малыш потянулся ко мне.
— Маленький, — всем своим существом слала ему любовь, волну за волной. Нащупала его головку, — давай, дружок, немного покрутимся, покрутимся-покрутимся...
Мышцы материнского живота крепко прижимали младенца к брату, но я всё гладила и гладила головку в нужном направлении, создавая упругий водоворот тех чувств, что сейчас сильными волнами двигались во мне.
— Дорогая, хорошая моя, — я приподнялась и погладила уже женщину по щеке, раньше нежной и бархатистой, а теперь потной и липкой.
Она никак не отреагировала. Ой, плохо, плохо! И я вернулась к животу.
— Ты же моя хорошая, ты моя золотая, отпусти, расслабься. Ты хорошая девочка, ты умница, ты так старалась почти целый год, — снова волны, снова любовь. — Ты любишь мужа, ты единственная, ты хорошая, ты замечательная, ты умница. Давай, чуть-чуть отпусти. Ради любви, ради мужа, ради детей…
Чем ещё можно достать до сознания, которое ушло куда-то невероятно глубоко и прячется там от мук и боли? Она вряд ли слышала меня, но не могла не почувствовать. Наконец выдохнула, и мышцы немного расслабились.
— Замечательно, очень хорошо! – я обрадовалась, и даже слёзы выступили на глазах. — А теперь ты, малыш. Давай, пока тебя не толкают, — и погладила живот беременной сбоку, там, где была головка малыша. — Давай, давай! Ну же!
И он повернулся немного, всего пол-оборота.
Схватка.
Женщина опять выгнулась, вцепившись руками в простыни, из горла раздался хрип.
— Чш, чш, — я снова гладила закаменевший живот.
—
—
Как только схватка отпустила, я быстро просканировала малыша. Да, пуповина немного освободила его шею. И я опять стала гладить живот там, где была маленькая голова.
— Давай, малыш, — шептала вслух. —
И она помогала, да и малыш будто слышал меня и поворачивался. Мы успели сделать ещё полтора оборота, когда нас накрыла следующая схватка.
Ещё одно сканирование. Малышу там было непросто — сердечко звучало всё более приглушенно. Но пуповина полностью освободила его шейку, и теперь нужно было повернуть его из поперечного положения в продольное.
— Малыш, — шептала я, — тут хорошо! Тут есть солнце, оно тёплое, здесь есть вкусная еда. Это молоко, оно тёплое и сладкое. Есть мама, она нежная и будет тебя сильно любить.
Голос задрожал, и мне пришлось сделать паузу, чтобы справиться со слезами. Но руками я всё гладила и гладила живот, подталкивая попку малыша вверх, а головку вниз. Я чувствовала, как сила Всёли течёт из моих ладоней и тоже подталкивает его.
— Тебя тут так ждут! Много больших и добрых людей хотят обнять тебя и согреть. Здесь очень, очень хорошо, поворачивайся. Ну-ка, давай, выходи!
И ровно к следующей схватке малыш повернулся вниз головкой. Я готова была расплакаться, когда увидела, как в родовых путях показывается тёмная макушка того из братьев, кто не упирался, а уже давно был готов появиться на свет.
Руки, протянутые к головке, то показывающейся, то снова исчезающей, заметно дрожали. Всё ли я правильно делаю? Хватит ли у них, всех троих, сил?
У меня получилось. Наконец, я смогла отдать своё тело на волю Вселенной. От меня только и потребовалось, что в нужный момент крикнуть:
— Повитуха! Сюда!
Первый малыш, наконец, родился при моём самом небольшом участии. Одна из женщин уже ожидала с белой тканью в руках, и я передала новорожденного ей. Да, перемазанного белой смазкой, но без сгустков крови. О, Вселенная, спасибо тебе!
Не расслабляться! У нас ещё один малыш. И мама.
Я подняла глаза на роженицу. Она была совсем слаба — глаза прикрыты, дыхание слабое, а пальцы рук, сведенные судорогой боли, скрючены. И отстранив ещё чуточку Всёлю, я крикнула:
— Царя сюда! Быстро!
Если она его так любит, что беременная двумя сыновьями, то пусть он её здесь и держит, а у меня следующий малыш: мелькнула и скрылась ещё одна макушка, теперь более светлая. Ещё один взгляд на мать – она совсем посерела под смуглостью.
— Очистка рук! — скомандовала я резко и вскочила, чтобы привести в чувство ускользающую девчонку.