С настроением как-то сразу не заладилось.
Машэ диковато косилась на мага, маг недовольно двигал челюстью и старался не смотреть на неё. Оба молчали. Утолив первый голод, я попыталась найти общую для нас всех тему: о станции, о еде, о зале силы, но устала повторять всё по два раза, чтобы было понятно и ей, и ему. Да и толку от этого было мало — они так и сидели, молча излучая враждебность и старательно отводя друг от друга глаза.
То ли они не были настроены поговорить откровенно и решить возникшие споры, то ли я неверно выбрала тон. А может, это отголосок сна, что всё ещё будоражил мысли, не давая расслабиться и использовать интуицию, чтобы найти ту тему, которая сможет объединить нас всех.
В общем, не получалось у меня. Надо было что-то менять, и я предложила с десертом переместиться в приёмный зал.
—
Низкий столик у углового дивана был сервирован к чаю. Мои гости расселись подальше друг от друга, а я попросила включить экранную панель и материализовала два шарика.
— Вот, возьмите, — протянула по одному каждому. — Вставьте в ухо. Это чтобы было понятно, о чём я говорю.
И когда они уже могли понимать, сказала на своём родном языке:
— В этот раз я оказалась в удивительном мире. Хотела и вам показать.
Я увлеклась, рассказывая, какие существа живут в болотном мире, как устроен их быт, как там трудно было бы жить нам, людям. Показала, как лечила детей, что страдали от непонятного недуга, как перемещалась от островка к островку, вокруг которых селились местные жители, строя свои жилища, как искала и как нашла мутировавшую водоросль, как учила не желавшее учиться жить по-новому население.
Не сразу обратила внимание на новый звук. А когда обратила, оказалось, это Машэ шмыгает носом в белую салфетку, не отрывая взгляда от панели. Заметив моё внимание, глянула на меня заплаканными глазами и сказала:
— Машэ так жалеет госпожу Ольгу! И этих малышей. Так плохо!..
Она заплакала сильнее, затрясла головой, не в силах сдержаться, и пробормотала, выбираясь из-за невысокого столика:
— Простить Машэ, буду плакать о них.
И скрылась за дверью в свою комнату.
Не того эффекта я добивалась.
Чай уже остыл, и не хотелось им заниматься, даже притом, что усилие нужно было самое малое — просто захотеть.
Я слишком устала.
Даже для этого.
Легонько качала чашку, что так и держала в руках, и наблюдала, как расходятся в стороны волны, как на них играют блики от потолочных светильников.
В одну сторону.
В другую.
Волны закручивались, сталкивались, останавливались, снова закручивались, следуя моей воле и движениям чашки.
— Ты… непонятная, — вдруг нарушил молчание маг.
Подняла глаза на него.
— Ты собрала нас, чтобы показать всё это, — махнул рукой на пустую сейчас панель. — Ты там, как я понял, не в самых лучших условиях жила. Устала наверное?
Простой вопрос. Простой только на первый взгляд. У меня никто никогда не спрашивал, устала ли я, как себя чувствую и чего хочу. И человеческое отношение, уважение, признание за мной права на сочувствие, право на слабости делали меня слишком чувствительной.
— Устала, — согласилась я и прикрыла глаза.
Очень необычные ощущения, когда тебя понимают, когда сочувствуют. И от этого усталость, казалось, навалилась ещё сильнее. А ещё жалость к себе. И желание почувствовать чужую руку, гладящую меня по голове.
— Зачем же ты мучаешься, тратишь последние силы, вместо того чтобы пойти нормально выспаться? – спросил маг.
— Это мой дом, Алессей.
Я подумала о родителях, об Игоре, вспомнила, как рассталась с ними, с каждым из них, и медленно проговорила:
— И другого у меня никогда уже не будет.
Он молчал, опустив голову и не мешая мне собираться с мыслями и подбирать слова.
— Да, другого не будет. Поэтому я хочу, чтобы здесь было хорошо. Я хочу тепла и уюта. И чтобы не только мне, но и всем здесь было хорошо.
Он не двигался и, надеюсь, понимал, что я имею в виду.
— А для того чтобы всем было хорошо, нужен мир.
Он покачал головой. То ли непонимающе, то ли осуждающе. То ли удивлённо.
Бабушка, что так часто занималась моим воспитанием, иногда говорила, что не стоит собирать всех друзей одновременно под одной крышей. «Это безумство!» — восклицала она, потрясая крючковатым, вытянутым вверх пальцем. И если раньше я насмехалась, конечно же, про себя и молча, то теперь была с ней полностью согласна.
Потому что меня, к сожалению, так и не услышали – Алессей и Машэ так и не помирились. Нет, они больше не ссорились и не ругались, но и общения более-менее сносного не получалось.
И никакие мои усилия не помогали.