Нагруженные машины направились к поросшим лесом Апчупанским холмам. О том, что произошло дальше, рассказали на суде свидетели Н. Шалаев и В. Умбрашко, которые вместе с другими заключенными были доставлены на Анчупанские холмы для рытья могилы. Н. Шалаев, например, показал:
— В Анчупанских горах нас заставили рыть яму. Это было ночью третьего января сорок второго года. Рыть яму было тяжело, и поэтому к указанному времени такую, как нам сказали, мы вырыть не успели. На легковой машине приехали Эйхелис и Майковскис... Вслед за ними прибыли автомашины с арестованными жителями деревни Аудрини. Сразу же началось массовое убийство этих людей. После расстрела трупы сбрасывали в яму.
У одной из жительниц Аудриней в тюрьме родился ребенок. Перед расстрелом она тайком сунула его в кучу тряпья на краю ямы: авось кто-нибудь сжалится над ним. Но младенца заметил старший полицейский Смилтниек. Свидетель Я. Клапар вспоминает, что Смилтниек потом хвастался: «Когда я выстрелил, он так и разлетелся вдребезги».
Расстрел производила специальная группа полицейских, возглавляемая Пунтулисом.
«Эйхелис, — говорится в приговоре суда, — не только руководил массовым уничтожением невинных людей, но и лично стрелял в них. Он добивал из пистолета те жертвы, которые были ранены и подавали признаки жизни».
Так было убито 170 мирных жителей, в том числе более 50 детей.
Тридцать мужчин (как указывалось в приказе Штрауха) фашистские палачи расстреляли на базарной площади города Резекне. Казнь производилась под колокольный звон. Эйхелис, Майковскис, глава команды исполнителей Харальд Пунтулис и его помощник Дроздовскис показали здесь «высокий класс» своего палаческого ремесла.
Ю. Якушонок был очевидцем этой «показательной казни». Он сообщил на суде некоторые ее подробности. По его словам, немецкий офицер обратился с помощью переводчика с речью к собравшимся. Он сказал, что если жители не будут подчиняться оккупантам, то их расстреляют так же, как и аудринцев.
Среди 30 человек, ожидавших расстрела, были юноши в возрасте 13–17 лет. Полицейские в первом ряду встали на колени. Пунтулис командовал при помощи свистка. Расстреливали группами по десять человек. Пунтулис добивал раненых. Затем из тюрьмы доставили заключенных, которые погружали трупы в автомашины.
Немецкие чины, присутствовавшие на площади, довольно повторяли: «Гут!» А горожане, согнанные на «показательную казнь», со слезами на глазах, с болью в сердце, с ненавистью к убийцам смотрели на земляков-латгальцев, стоявших под дулами немецких винтовок. Никто из обреченных не просил пощады. Как показал на суде свидетель Иван Лукьянов, кто-то из них запел «Интернационал». Матвей Глушнев устоял после залпа. Он крикнул в лицо палачам:
— Мы не напрасно проливаем свою кровь. Придет день...
Пунтулис подскочил к нему и в злобном исступлении начал палить в него из пистолета. Замертво упал патриот, а над площадью, казалось, все еще звучали его слова: «Придет день!..»
Невиданным по жестокости террором немецко-фашистские захватчики и их прихвостни пытались запугать население Латвии, ослабить партизанское движение. Но советские патриоты не прекращали борьбу. Горели и поднимались на воздух вражеские склады, летели под откос эшелоны с вооружением, боеприпасами, снаряжением и живой силой, распространялись листовки, призывающие к борьбе. Росло и ширилось сопротивление власти оккупантов. Все, кто были способны держать в руках оружие, уходили в леса, становились в ряды народных мстителей.
А гитлеровцы, неся на фронтах тяжелые поражения, продолжали зверствовать на земле, воспетой Яном Райнисом. Им изо всех сил помогали предатели Родины — местные националисты, бывшие айзсарги, отщепенцы, потерявшие человеческий облик.
С особым рвением проводили они расовую политику Гитлера, Как сказано в приговоре суда, еще в первые дни оккупации Латвии полицейские во главе с Язепом Басанковичем, стремясь выслужиться перед гитлеровцами, арестовали в поселке Силмала 80 мирных жителей еврейской национальности. Арестованных передали немецкой воинской части. Фашистский офицер, награжденный Железным крестом, брезгливо поморщился и махнул рукой: «Расстрелять. — А Басанковичу, угодливо вытянувшему шею, небрежно бросил: — Неужели вы сами не знаете, как освобождаться от нежелательных элементов? Действуйте решительнее...»