Неожиданно мать! (СИ)

Роман стоял посреди кухни и держал Мотю за плечи. Его пальцы так крепко впивались в кожу, будто он был намерен ее прорвать и выдернуть пару-тройку ненужных костей.

В кастрюльке догорала бутылочка с клапаном, плита мигала и пищала, вытяжка активно всасывала дым.

— Объясняйся!

— Я хотела вскипятить воды… А чайник не нашла!

— А это? — Роман кивнул на кофеварку с таким видом, будто это обычное дело кипятить в ней воду.

— Эм… мне кипяток нужен, а не кофе! Алло!

— Это чайник, алло! — скривился Роман.

— В смысле?

Мотя потрясла плечами и Роман убрал руки, а потом мельком глянул на них, будто на чужие. Он тяжело дышал и явно был в гневе.

Мотя подошла к столешнице и в упор уставилась на кофеварку. Сверху кнопка, снизу подставка под кружку. Сзади шнур. А воду куда?

— Проточный чайник, — пояснил Роман. — Сюда жмешь — отсюда водичка. Еще вопросы? Может презентацию устроить?

— Если честно… давай, — кивнула Мотя, шокированная таким изобретением. — А то на чайник капец не похоже…

— А ты на человека, нуждающегося в помощи, капец непохожа, — вздохнул Роман и упал на стул. — Просто… за какие, блин, грехи, ты свалилась на мою голову? Я не обижал старушек. Не отнимал у детей конфеты. Не воровал (в отличии от тебя).

— Я…

— Эй! — Роман поднял руку, останавливая Мотю. — Ну что? За что ты мне?

— Если позволишь…

— Не особенно хочется, но так и быть, — скривился он.

— Ты просто смотришь на все в негативном свете, — она присела на соседний стул и скромно сложила ручки на коленках. — Дети — это счастье.

— А ты тут причем. Ты — самое настоящее горе. Луковое.

— А вот плита была холодная, а потом… — не удержалась Мотя, мечтающая разгадать тайну чудо-плиты, а Роман устало уронил голову на сложенные руки.

— По хорошему, пора сдавать тебя в полицию, Матрена!

Одиннадцатая. С добрым утром!

— Ты выгонишь меня сейчас, или…

— Пошли, — мрачно вздохнул Роман и встал из-за стола.

Мотя кротко кивнула и встала, совершенно не радуясь тому, что сейчас могло произойти. Роман же подошел к варочной панели и с интересом покрутил в руках кастрюлю.

— Шустро… — сообщил он панели, а потом бросил кастрюлю в большой мусорный контейнер.

— Добавлю к списку долгов, — пискнула Мотя.

— Там уже на пожизненное рабство накопилось, — кивнул Роман. — Итак. Мотя — это индукционная варочная панель, индукционка — это Мотя. Знакомьтесь, дамы.

— Она не грела! Я не сумасшедшая! Я проверяла! — жалобно произнесла Мотя, но Роман только скептически сжал губы.

— Что она не грела? Воду?

— Нет. Палец!

— А ты из железа?

— Чего?

— Ну индукционка пальцы не греет. Фишечка у нее такая. А вот все, что способно магнититься — запросто. И очень очень быстро. Очень быстро!

— Я… поняла.

— Выпороть тебя мало! — строго заявил Роман.

— Но…

— Но я не увлекаюсь малолетками, — и злобненько так усмехнулся. А Мотя, которую снова щелкнули по носу, обиженно опустила взгляд. — Я ответил на твои вопросы? Могу идти спать?

— Да… Иди.

Мотя кивнула и отвернулась, потому что щеки пылали, как две конфорки обычной «человеческой» плиты.

Она будто бы уязвлена, но от этого стыдно, потому что это же все должно быть шуткой. Роман постоял за ее спиной еще пару мгновений, не больше, и за это время Мотю успело снова пробрать до косточек, как уже бывало за этот долгий-долгий день.

Ей было неуютно и в то же время до смешного кайфово, чувствовать какой этот человек всеобъемлюще и сумасшедше… огромный! Как здоровущий рояль, привлекающий все внимание к себе, даже в самой переполненной комнате.

Как только Роман удалился, Мотя выдохнула и передернула плечами, прогоняя мурашки.

— Я с малолетками не связываюсь, — передразнила она. — Фу! Сноб!

Не до конца уверенная в значении снова «сноб», Мотя посмотрела в сторону прихожей, где Роман скрылся, и подумала, что было бы крайне неловко быть сейчас услышанной.

— Соберись, Мотя! Нам еще решать нашу судьбу в шесть утра!

* * *

В шесть утра проснулся Серега, а Моте показалось, что она еще не смыкала глаз. Так оно в целом и было. Весь свой сонный лимит этот маленький человек исчерпал на время беготни и переездов с места на место, а как только оказался в тишине и безопасности, решил задать жару. Всю ночь он ныл, кряхтел, стонал и рыдал так горько, что примерно раз в полчаса Мотя думала, что пора вызывать скорую. И полицию заодно.

И вот — утро, контрольный выстрел, Серега звонко кричал, сучил ногами и прижимал к груди крошечные ручки. Мотя лежала рядом и чуть ли не минуту смотрела на него и думала, какой же он хорошенький, несмотря на все это.

— Может уже покормишь его? — а вот и Роман нарисовался. Как и обещал. В шесть утра.

— Ага, иду, — и Мотя вскочила с кровати, подхватила Серегу и помчалась первым делом его переодевать.

— Сделаешь смесь? Тридцать воды — ложка порошка, — как ни в чем не бывало попросила она, а Роман только вздернул бровь.

— Ты мать, не я.