Неожиданно мать!

Мотя невольно заулыбалась, глядя на небо, которое было слишком близко. А потом устроилась в кресле и вытянула ноги.

— Нет, не могу! — воскликнула она.

— Что не можешь? — голос Романа был тихим и глубоким, будто он ушел в себя и только что с неохотой вернулся.

— Тут очень красиво! Ты живешь в очень красивом месте…

— И?

— Ну просто. Здорово же.

— Почему?

— Ты всегда был таким… замороженным? — не выдержала Мотя.

— Я не замороженный. Не дразни меня.

Мотя закатила глаза и потянулась к кофе и теплым хрустящим булочкам.

Валерия Сергеевна собрала в пакет кучу всего покупного. Салаты, булки, йогурты и творожки.

— Это на весь день или только завтрак, как думаешь?

— Понятия не имею, — вздохнул Роман, открывая контейнер с салатом. — Другое интересно. Она выходила из дома, значит точно не одна там. И я не о Сереге, если только он не научился водить машину. Сама она бы ничего не приготовила. И продуктов никаких там нет.

Мотя тяжко вздохнула. Ей ужасно не хватало этой «проблемы» в жизни. Она всегда обожала свободу и непринужденность, возможность делать что и когда хочется и о завтра не думать, а теперь страшно хотела остаться связанной по рукам и ногам заботами о ребенке. И даже за благо это считала.

— А ты всегда была такой… наивной? — усмехнулся он, изучая салат, будто в нем могли скрываться некие улики, уличающие мать.

— Да, — честно ответила Мотя. — Я… никогда особо не знала в жизни проблем, чтобы столько заморачиваться по мелочам.

— Чего? — засмеялся Роман.

— Ну того! Вы все такие замороченные. На каждом шагу человек с кучей психологических болячек. Всюду в инстише какая-то чепуха. Типа «все из детства» или «это травма». И… я не спорю, так оно и есть! Но сама о себе я не могу сказать, кто и где меня травмировал! Меня просто любили, заботились обо мне. Ругали, как всех. Хвалили, как всех. Я ничего от родителей не скрывала особо, и они от меня тоже. Учиться поехала спокойно, без драм. Правда… институт бросила. Ну меня, как и многих, запихнули в «куда-то с каким-то уклоном», а я хотела стать певицей или актрисой. Я пою, знаешь? Очень круто пою! Правда!

Роман засмеялся. Его поражала эта простота. Какая-то вопиющая непосредственность, словно вывернутая на максимум яркость. Мотя слепила Роману глаза и отпечатывалась на сетчатке.

— Ты решила мне историю жизни рассказать? — спросил он, и Мотя тут же насупилась.

— Ты сам спр…

— Ладно, болтушка, рассказывай.

Она обижалась по щелчку пальцев. Не понимала, как можно быть таким деревянным и не просто болтать, а говорить то, что думаешь, не оберегая чьи-то легко оскорбляемые чувства.

— Я…

— Ну все, все. Рассказывай, я пошутил. Очень интересно.

Мотя закатила глаза, но выдержала всего пару минут молчания, прежде чем продолжила:

— В общем. Я бросила институт, и такая типа… что дальше? До нового учебного года дофига времени, да и в сам институт я не особо хотела. Нашла курсы, а там цена — конь! Но отзывы очень хорошие и типа куча возможностей потом… ну обещают, по крайней мере. В общем, у меня тогда была работа… в баре. Я в караоке там пела вместо одной девчонки, она в декрете была. А еще и с ее ребенком иногда сидела, типа няня. И официанткой тоже подрабатывала. И еще потом вот санитаркой устроилась, ну про это я уже рассказывала.

— И много накопила?

— Ну… не очень, если честно. Я только начала, в конце концов. Скоро в гору пойдет!

— Что пойдет? Работа санитаркой?

— Нет. Я знаешь что? — она подобрала под себя ноги и чуть придвинулась, будто скрываясь от лишних ушей. — Я песни пишу! И я хочу их продавать!

— Да что ты, — он будто не верил, и на губах даже застыла кривая усмешка, но в его глазах Мотя читала что-то большее чем просто сарказм.

— Да. И я в это верю.

— А тебе верить можно? — тихо спросил Роман.

Усмешка с губ еще не сошла, но уже казалась лишней, будто прилипшая к идеально чистому окну муха.

— Я… не знаю, — Мотя стушевалась.

В голове роились мысли и очередные подозрения, что Роман все знает. Она это терпеть не могла и знала, что если разговор и дальше пойдет по душам — закончится плохо.

— Я… не всегда бываю хорошей.

— Вот как! — снова эта усмешка. И вокруг глаз собрались морщинки.

Лицо Романа Моте показалось таким красивым, что она затаила дыхание, глядя на него, а потом отвернулась, обращаясь к горизонту. Собирались тучи. Темные и тяжелые. Свинцовые, густые, как варенье. И в воздухе будто начинало пахнуть озоном.

— Со мной вечно что-то случается, я это тоже уже говорила, кажется, — Мотя поторопилась выболтать любую свою постыдную историю, только бы не секрет. — Я как-то предала лучшую подругу. Единственную, если честно. Я не хотела.

— Это как?

— Я всегда была популярной, и подруг было много. Ну и короче, подруга настоящая была всего одна, по сути, мы жили в одной квартире. Она… забеременела. Ничего хорошего в этой истории не было. По глупости вообще. Но там все закрутилось, и вроде как все было хорошо, она даже к нему переехала, а он прям ну норм.