Неожиданные люди

Справа по борту приближался зеленый, бугристый мысок, там, за этим мыском, Вадим Петрович знал, прятался город, а перед ним — на самом берегу, рукой подать — глядели в небо башни цветного квартала. «Надежда», забирая влево, а потом направо, сделала крутой разворот и, повернув за мыс, открыла взгляду Вадима Петровича панораму Лесопольска. Но то, что он увидел, тотчас ожгло его как кипятком: наплывавший на «ракету» куст башен-девятиэтажек с его родным для глаза Вадима Петровича силуэтом, был, как гигантской тюремной решеткой, перечеркнут металлическими стрелами и башнями высоких кранов, на крюках которых, медленно снижаясь к земле, покорно висели расчерченные белоснежными швами зеленые стеновые панели с вмурованными в них балконными дверями и окнами; верхушки же трех ближних башен были уже срублены демонтажем. И едва только сознание Вадима Петровича оценило смысл увиденной картины, в глазах его потемнело, ноги подкосились, и, прежде чем он понял, что с ним такое, он уже лежал в недвижности на палубе… Потом, борясь с головокружением, услышал голоса: «Обморок… дайте нашатырный спирт… ничего опасного… отделался легким испугом», — но значение этой фразы он не уловил.

1981 г.

ЧЕЛОВЕК ИЗ НИИ

1

ДЕНЬ ЛЕНИ МАРКИНА

Ему сорок лет, но вы ни за что не дадите ему столько, и случись вам обратиться к нему на улице, вы назовете его молодым человеком. Рост у него метр девяносто, вес — сто килограммов, и приятно располневшей фигурой он напоминает Пьера Безухова.

Стоит только взглянуть на его румяное, жизнерадостное лицо, на безмятежно-серые, с голубизной, глаза за стеклами очков, на его приоткрытые полные губы — и у вас поднимается настроение. Рассердиться, а тем более накричать на него невозможно: он обезоружит вас своей простодушной ребячьей улыбкой. Даже походка у него как у подростка-увальня: развалистая, с чуть приподнятыми лопатками и вялым помахиванием длинных рук. Впрочем, вполне может быть, что это — походка волейболиста. Когда-то, студентом, он играл в волейбольной команде, да и сейчас еще любит от случая к случаю порастрясти у сетки лишний жирок.

Говорит он тенорком, смахивающим больше на мальчишеский альт. Представляете себе такой голосок у великовозрастного дяди? И, может, поэтому сослуживцы между собой редко называют его «Леонид Сергеевич», как следовало бы величать научного сотрудника со степенью, а всегда почти — «Леня Маркин», то есть так, как прозывали его в школе и в институте.

Как у всякого человека, у Лени Маркина есть свои слабости. Он любит хорошо поспать и спит на отдельной кровати, сплошь полированной, на упругом матрасе, набитом морской травой, источающей свежие запахи. По утрам, когда его разбудит жена, он произносит спросонок: «Угу» — и продолжает лежать с закрытыми глазами, свернувшись калачиком, ощущая с той минуты утреннюю негу каждой мышцей своего большого, нежного тела и странно слыша сквозь пелену полусна свое уютное посапывание.

Так он блаженствует еще несколько минут. Потом поднимается, делает три-четыре небрежных движения руками, что означает у него гимнастику, и идет умываться.

Поскольку он частенько просыпает, а пожертвовать завтраком для него — трагедия, то времени на бритье у него не всегда хватает, и, посмотрев в зеркало на редкие белокурые волоски на своем подбородке и над верхней губой, он решает, что и так сойдет, что почти незаметно, и отправляется на работу небритым.

В лабораторию он является в чистом, наутюженном костюме, в свежайшей белизны сорочке и при модном галстуке, который может, однако, висеть вкривь и вкось на его коротковатой пухлой шее. За его одеждой тщательнейшим образом следит жена, вкусу которой может позавидовать художник-модельер.

Войдя в лабораторию, в комфортабельно светлую комнату, где вдоль стен сверкают никелем и стеклом новейшие приборы, он первым долгом обменивается рукопожатием с сотрудниками, каждого одарив своей открытой, широкой улыбкой. Потом садится за стол.

Постепенно, по негласной традиции, его обступают коллеги, и начинается оживленный обмен новостями, от радиогазетных сенсаций до личных, семейных событий. Особенно шумно они обсуждают спортивные новости, изощряясь друг перед другом в знании подробностей, и Леня Маркин здесь нередко одерживает верх, потому что зрелища спортивных состязаний — и в первую очередь хоккей и футбол — значат для него не меньше, чем коррида для испанца.

Наконец запас новостей иссякает, и сотрудники разбредаются по местам, на весь день зарядившись от шефа отличнейшим настроением, что способствует, как вы понимаете, повышению их работоспособности. Затем Леня Маркин надевает халат — в зависимости от того, обязательно или не обязательно его присутствие на эксперименте, и, мурлыча под нос какой-нибудь любимый мотивчик, отправляется с заданием к лаборантам…