Неожиданный наследник

Орлов был пьян, но держался стойко. А вот его глаза были злыми. Это вам не подвыпивший добрячок, пристающий к людям. Может не ненависть, но презрения во взгляде графа хватало. Ещё и нехорошая улыбочка, свойственная человеку, сознающему своё превосходство. Я подобных усмешек в своей жизни насмотрелся. Мучители и палачи не всегда могли сдерживать чувства, когда истязали меня много лет подряд. Потому в душе полыхнула ярость, которую было трудно сдержать.

Мы с Алонсо заехали в Иностранную коллегию за Паниным. Я уж и забыл, что Никита Иванович у нас заправляет русской дипломатией, а не только любит поесть и немного преподаёт одному наследнику этикет с прочими полезными вещами. Сегодня у нас собрание в кружке литераторов, которое граф захотел посетить. Вот мы и решили забрать его по пути из Аничкова дворца.

И тут вдруг такая встреча. Чего выпивший фаворит делал в коллегии, не знаю. Но разойтись миром нет никакой возможности. Оскорбления и прочие поливания грязью, я стерплю. А вот отношения, будто к рабу или пленнику — никогда.

Судя по всему, Орлов перемен в моём настроении не заметил. Потому что он приблизил свою раскормленную морду к моей, и от души дыхнул перегаром. А ещё гвардеец зачем-то схватил меня за локоть.

— Что испугался? Не бойся! Я убогих и юродивых не обижаю. Их и так боженька наказал, — заржал фаворит.

Судя по всему, он даже закусывает. По крайней мере, луком из пасти несло не меньше, чем вином. А вот моего ответа Орлов точно не ожидал. Никто не собирался отвечать грубостью на грубость или давать ему пощёчину. Я просто разжал железную хватку, откинул в сторону руку и стукнул по кафтану, будто отряхивая его от грязи.

Многие люди, видящие меня в первый раз и не знающие ничего, кроме истории о заключении, сильно ошибаются. Я не слабак и раздавленное существо. Как раз, наоборот. Если меня смущает множество людей, беспокоит неверный пируэт в танце или волнует ошибка в речи, то это ничего не значит. Единственное, что меня по-настоящему беспокоит — это благополучие семьи. Даже на собственную жизнь мне наплевать. Лишь бы успеть отомстить, а далее хоть трава не расти. Именно так я рассуждал, когда вышел из Шлиссельбурга и ещё не встретил братьев с сёстрами. Но и сейчас свою шкуру я ценю не особо высоко. И уж точно не так дорожу ею, чтобы забыть о достоинстве с честью.

Плюс, Орлов и остальные недоброжелатели не учитывают одной вещи. Последние десять лет, невзирая на истязания и отвратную кормёжку, Ваня Брауншейгский усиленно занимался. Каждое утро у меня начинается с зарядки, если не брать два месяца перед освобождением. Те же Алонсо и Филлип-Поль были поражены, что пытались скрыть, моей выносливостью. Подготовка Майора или кровь Антона Ульриха тому виной, не знаю. Только я крепок не только духом, но и телом.

А ещё туша Орлова, безусловно одарённого от природы человека, может вызвать ошибочное ощущение силы. Однако, фаворит последние лет шесть показывал свою удаль исключительно на балах, пирушках и в койке одной жирной немки. Я же развивал своё тело и копил ненависть. Не злобу, плещущуюся в глазах фаворита, постепенно уступающую место удивлению и растерянности. А именно всепоглощающую звериную ярость. И моё тело гораздо мощнее, чем думают окружающие. Только испанец понимает мою истинную силу. Да и не такой я мелкий, если судить по высоченному гвардейцу. Я ниже Орлова на полтора вершка. И пусть придворные рассказывают небылицы, как он гнёт монеты или подковы, силы в моих пальцах поболее.

Ещё я более быстрый и ловкий. Что придётся доказывать уже сейчас.

— Дурачок решил показать свой норов? Думаешь, никто не понимает, что ты аки волк хочешь заплатить неблагодарностью за ласку и доброту? Чего зенки свои вылупил? Как ты вообще стоишь перед генерал-поручиком русской армии?

Слова о благодарности прозвучали особенно мерзко, учитывая, что именно я и есть законный царь всея Руси. Только сейчас речь не об этом.

— А за что тебе генерала дали, позорник? За храбрость на поле боя или успехи в постельных утехах? Ты Гришка, в армии почти не служил. И как появилась возможность, променял войну на дворцовый паркет. Вернее, на кровать одной известной дамы.

По мере понимания моих слов, розовое лицо Орлова наливалось краской. Я уже не следил за словами и говорил, что думаю. Вряд ли в куртуазном мирке придворных принято поминать лёгкий нрав императрицы, пеняя генералу, что он получил чин, находясь далеко от армии и за совершенно иные заслуги.

А ещё бравого гвардейца обозвали Гришкой, что наверняка возмутило его больше всего. Ведь фаворит и его братья имеют весьма мутное происхождение. Если их дед и был дворянином, то никаких грамот об этом не сохранилось. Скорее всего, история их семьи полностью выдуманная. Но для меня, происходящего из рода Вельфов, которому лет эдак девятьсот, люди с тремя или четырьмя поколениями благородных предков — просто ничтожество. О чём я и сообщил собеседнику.

— Ты Гришка — смерд сиволапый, без роду и племени. Поэтому отойди в сторону и лучше помолчи.