Сажусь за длинный стол и принимаю у Анисима чашку чая. Слуги не позволяют никому чужому касаться моей пищи и питья. Есть ещё охрана, которую недавно начал формировать Бабарыкин, но пока она несёт больше караульную службу, заменив гвардию в моих внутренних покоях. По правую руку присаживаются Лиза с Эрнстом, слева вечная парочка вельмож, продолжающих какой-то бесконечный разговор. Оба иногда обращаются ко мне, пытаясь привлечь к беседе. Поэтому мне приходится одним ухом слушать обер-камергера с обер-гофмаршалом, кивая некоторым их словам. Но теплота, от которой тело впало в приятную негу, погрузила меня в размышления.
Я и не знал, что в Лефортовском дворце есть самый настоящий каземат. Меня до сих пор передёргивает, когда приходится посещать подобные места. Но куда деваться? Хоть комнату натопили, но в ней не душно. Сажусь за приготовленный стол, рядом размещается невозмутимый Шешковский, раскладывающий перед собой бумагу с карандашом. Разговор нам предстоит важный, и доверять полученные сведения нельзя даже проверенным секретарям. Между тем скрипнула дверь, и в проёме показался довольный Пафнутий. Ведь получается, что лефортовский каземат стал временной тюрьмой, где он теперь старший.
Оглядев небольшое помещение, единственной достопримечательностью которого являлся стол и несколько фонарей, камергер кивнул. Затем он посторонился и втолкнул в камеру испуганного человека. Нашим гостем оказался высокий мужчина лет пятидесяти пяти, разодетый в излишне яркие одежды. Только сейчас он выглядел скорее жалко.
Посмотрев на нас, тот вздрогнул, но, сделав шаг назад, попытался успокоиться.
— А я всё не мог понять… — начал говорить вошедший неприятным голосом, но тут же был прерван главой экспедиции.
— Тебе слова не давали. Поэтому будешь говорить, когда мы спросим. Если всё ясно, то кивни. Коли нет, то я сейчас позову Андрюшу. Ты наверняка о нём не слышал. Этот малоизвестный человечек и сам предпочитает молчать. Зато он умеет убеждать людей говорить правду.
Гость дураком не был и сразу закивал, сделав ещё шаг назад, и упёрся спиной в дверь. Самое забавное, что дяденька был невиновен. Вернее, у нас имелись только подозрения в его отношении. Всему виной мой необычный взгляд на происходящее вокруг. Я воспитан человеком из иной эпохи, а может другого мира. Поэтому мне удаётся обращать внимание вроде на обычные вещи, которые мало кто заметит. Вернее, люди просто не привыкли так мыслить. Например, в высшем свете считается, что стоящий перед нами человек безмерно богат. В крайнем случае он всегда может занять денег, дабы поддерживать своё реноме взбалмошного, но щедрого вельможи. А мне сразу показалось, что Прокофий Демидов[1] тратит гораздо больше, чем получает со своих заводов и деревень. Ещё он никогда денег не занимал, хотя вёл дела весьма нерасторопно. Для нынешних дворян и заводчиков подобное весьма необычное. Тут принято от души прогуливать состояния, накопленные предками.
— Ты недавно выдал замуж свою дочь Анну. Дело нужное, но есть в этом некая странность, — вкрадчиво начал допрос Шешковский, отчего Демидов сразу побледнел, — По бумагам твой зять получил приданное в девяносто девять рублей. Понятно, что это очередная шутка нашего неугомонного Прокофия. Только на деле молодые стали обладателями десяти тысяч серебром. Что дело житейское, отец как хочет, так и оформляет приданное. Но есть одна забавная вещица. Недавно тобой на рождественские гуляния в столице было потрачено ещё около пяти тысяч рублей. Это не считая летних чудачеств, гонок на санях по улицам, посыпанным солью, и прочим дуростям. Вышло действительно смешно, народ был в восторге. Только стоило это ещё тысячи три, а то и четыре.
Степан Иванович повернулся ко мне, будто прося одобрения. Я же просто хмыкнул, вспомнив происшествие, поставившее на голову столичную жизнь. Кстати, тогда я и обратил внимание на виновника переполоха. Это сколько стоило развлечение, если целая улица была засыпана солью?
— Так о чём я? — неискренне улыбнулся Шешковский, чем ещё сильнее напугал Демидова, — Мы тут провели небольшую ревизию. И знаете, Пафнутий Акинфиевич, за последние пять лет вы истратили денег в два раза больше, чем вам оставил покойный батюшка, и принесли все предприятия разом.
— Яяяя ннне сссовсем понимаю, о чём вы? — заикаясь, начал оправдываться Демидов, — И по какому праву меня задержали? Это незаконно!
Последние слова прозвучали совершенно жалко, а голос гостя дал откровенного петуха. Боится, и это правильно. Знает, что виноват, потому и не может сдержать чувств.
Мы с Шешковским заранее договорились потихоньку давить на Демидова, поэтому смотрели на него, будто перед нами неразумное дитя. Не знаю, насколько лицемерно это выглядело, но дяденька быстро сник.
— Лучше расскажи как есть, иначе придётся звать Андрюшу. А у него все поют, аки соловьи, — Степан Иванович немного подтолкнул Демидова к откровенному разговору.
— Что вам нужно?